На пределе
Шрифт:
Этот вопрос вызвал у нее улыбку.
– Ничего такого королевского. Я здесь родилась, в этой деревне. – Протянув руку, она взяла со стола фотографию в серебряной рамке. – Мои родители.
Он с любопытством взглянул на фото: белый мужчина и полинезийка. Шанталь внимательно следила за его реакцией. Поставив фотографию на стол, он заметил:
– У тебя отцовские глаза. Но все остальное ты унаследовала от матери.
– Благодарю вас. Она была очень красивой.
– Была?
– Она умерла много лет назад. Я понимаю,
Он смущенно заерзал в кресле, тем самым подтверждая ее правоту.
– Мой отец, – начала Шанталь, – доктор Джордж Дюпон, служил в военно-морских силах Франции. Его послали на этот остров как раз перед началом второй мировой войны. Как вы, вероятно, заметили, остров весьма привлекателен. После войны Франция оказалась в руинах, так что он вернулся сюда, чтобы заниматься научной работой, хотя здесь уже была американская территория. Он познакомился с моей матерью, Лили, полюбил ее, и они поженились.
– Судя по задумчивому выражению твоего лица, я полагаю, они жили счастливо, пока смерть не разлучила их.
– Мать приняла католичество. Но несмотря на это, когда она последовала за отцом во Францию, от нее шарахались. От них обоих. Дюпоны – старинный аристократический род. Неважно, что они потеряли большую часть своего состояния при нацистах. Все члены этой семьи по-прежнему считают себя элитой.
– Принять в свой клан полинезийку да еще в качестве члена семьи – об этом нельзя было даже подумать, так?
Шанталь опустила голову. Каждый раз, когда она рассказывала о своей красавице матери и о том, как страдала бедная женщина, сердце ее сжималось от жалости. Шанталь сама до известной степени сталкивалась с предрассудками, а ведь она лишь наполовину была тем, что вызывало неприязнь в случае с Лили, отталкивало от нее Дюпонов и всех старых друзей и коллег ее отца.
– Так вот, – продолжала Шанталь, прерывисто вздохнув, – они вернулись на остров. Отец продолжил здесь свою работу и ранее начатые исследования. Он построил этот дом и приложил все силы, чтобы сделать его по возможности удобным. Он научил местных жителей пользоваться некоторыми современными удобствами. В результате так вышло, что аборигены привыкли полагаться на него и стали от него зависеть.
– Он был для них вроде отца.
– Вот именно.
– А когда же появилась ты? Тебе ведь не так уж много…
– Многие годы после замужества моя мать никак не могла забеременеть, и это, как я потом узнала, сильно тревожило ее. Наконец это произошло. Она писала в дневнике, что дни беременности были самыми счастливыми в ее жизни. – Шанталь сдвинула брови. – Но она была уже в таком возрасте, что роды не могли пройти без осложнений. За ней не было надлежащего ухода во время беременности. А она проходила сложно. Мама так окончательно и не оправилась после родов, умерла, когда я была совсем маленькой. У меня очень смутные воспоминания о ней, я запомнила только улыбающееся лицо да еще французские колыбельные, которые она мне пела.
Они несколько минут помолчали. Шанталь погрузилась в горькие, но одновременно приятные воспоминания. Скаут прервал их, спросив:
– Почему твой отец не вернулся с тобой во Францию после смерти Лили?
– К тому времени остров стал для него домом, ближе, чем Париж. Он привык к местной размеренной и неторопливой жизни. Да и жители деревни нуждались в нем. Кроме того, – добавила она, – он не хотел оставить маму.
– Но он сделал все, чтобы ты уехала.
– С чего вы взяли? – с удивлением спросила Шанталь.
Скаут кивком указал на стену за ее спиной. Она проследила за его взглядом: на стене висели дипломы в рамках.
– Гордость отца, – сказала она, пожав плечами с истинно французской грациозностью, унаследованной от Джорджа Дюпона. – Я ходила в английскую школу на военной базе.
– Там-то ты и выучила язык как следует?
– Спасибо. Когда я окончила школу, меня отослали в колледж в Калифорнию.
– Отослали?
– Я сопротивлялась изо всех сил.
– Почему? Думается, тебе хотелось посмотреть мир.
Шанталь, искренне изумившись, склонила голову к плечу.
– Зачем? – Она развела руками. – Здесь настоящий рай. На уроках истории я узнала, что повсюду в мире идут ужасные войны, происходят восстания, царят насилие и рабство.
– Довольно логично, – мрачно согласился Скаут. – В таком случае, почему все же Штаты, а не Франция?
– У меня двойное гражданство. По какой-то одному ему понятной причине отец решил, что Америка подходит мне больше, чем Франция.
– Ну и как?
Шанталь улыбнулась и встала. Подошла к бару, налила в рюмку коньяку.
– Не желаете?
– Нет, спасибо. Я бросаю пить.
– Приехав в Штаты, я обнаружила, что там не так уж и плохо. Мне понравились чизбургеры, рок-музыка и фильмы. К своему удивлению, я полюбила модно одеваться. – Она согревала коньяк в ладонях, бессознательно наслаждаясь терпким ароматным напитком. – Разумеется, я не выглядела абсолютной невеждой в этом смысле, ведь я посещала школу на военной базе.
– Готов поспорить, моряки и солдаты крутились вокруг тебя, как трутни вокруг пчеломатки.
Шанталь отпила глоток коньяка. Внешне она оставалась спокойной, хотя слова Скаута вызвали у нее раздражение. Верно, ее часто приглашали на свидания, но она очень скоро поняла, к чему могут привести эти с виду невинные встречи. Мужчины, оторванные от дома и женского общества, считали ее легкой добычей. Так думали обо всех других девушках с острова. Ряд неприятных эпизодов, что заставили ее с недоверием относиться к белым мужчинам, она прекрасно помнила, и, как потом оказалось, для подобного недоверия были вполне веские основания.