На прорыв времени! Дилогия
Шрифт:
Взгляд сам собой переместился в ту же самую точку. И от увиденного Дэвису стало еще хуже. В миле от «Кендрика» под воду уходил «Джонсон». И, судя по тому, насколько быстро проходил этот процесс, один из новейших эсминцев американского флота получил фатальные повреждения.
– Доклад! – оторвав взгляд от тонущего собрата, коммандер вздохнул и принялся за работу. Так просто сдаваться он не собирался.
30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к
– Героев понаполучаем, тащ капитан, – штурман пробормотал это так тихо, что слова скорее угадывались по движениям губ, чем слышались. При этом Василий – старый товарищ Маркова еще со времен училища – улыбался так широко, что командиру подлодки даже не захотелось его расстраивать напоминанием о том, что им еще до дома добраться сначала надо…
– Уходим? – Голос капитана был столь же тих.
Штурман отрицательно покачал головой, ткнув рукой в отметки остатков конвоя, на полном ходу пытающихся удрать подальше от места побоища.
– Думаешь, догоним?
Василий на секунду задумался, а затем уверенно кивнул.
– Может, лучше авианосец добьем?
Штурман пожал плечами. Потом извлек из кармана небольшого солдатика – подарок на счастье от маленького сынишки – и обвел им отметки на карте, обозначающие транспортные суда конвоя.
Марков задумался. Соблазн утопить целый авианосец был более чем велик. Но на их счету в любом случае уже и транспорт, и эсминец. Плюс один эсминец искалечен, а еще одному придется очень постараться, чтобы остаться на плаву. Да и авианосец тоже не факт, что доберется до родного порта. Меньше чем через минуту капитан первого ранга согласился с аргументами штурмана.
Охота продолжалась.
2 сентября 1946 года. Где-то над Европой
– Справа! Справа заходит! Вали эту суку! Томми, давай, мать твою! – раздающиеся в наушниках капитана Стэплтона вопли настроение не поднимали. До цели оставалось еще почти пятьдесят миль, а ситуация становилась все более угрожающей. Казалось, русские собрали здесь все свои самолеты – воздух просто кишел трассами авиапушек и дымными следами ракет.
«Мустанги» сопровождения выбивались из сил, отгоняя назойливые истребители комми, и все равно не справлялись. То один, то другой американский бомбардировщик оказывался жертвой советских «мигарей» и «лавок», что постоянно уменьшало мощь оборонительного огня воздушной армии. А это приводило к следующим жертвам… Замкнутый круг.
– Есть! Я его зацепил, зацепил! Сдо… – радостный крик Томми Хейгана прервался посреди слова. Обрадованный удачным попаданием в советский Ла-9, он не заметил свалившегося на него реактивного «мига». Короткая очередь тридцатисемимиллиметровых снарядов от Кожедуба стала для него последней – самолет попросту развалился в воздухе.
Неожиданно идущая теперь уже с краю «суперкрепость» Стэплтона затряслась – прошмыгнувший между американскими истребителями советский поршневик успел всадить в самолет несколько снарядов.
– Доклад!
– Нормально, сэр, только обшивку цепанул и крыло. Чуть точнее – и нам крышка!
«Спасибо тебе, Господи. Дай вернуться домой!» – благодарно взмолился Джеймс.
– Аааааа! – идущий в паре сотен футов впереди «Конвейр» вдруг вспух огненным шаром – видимо, получил прямое попадание советским реактивным снарядом. Редкость вообще-то, но когда их тут столько летает…
– Твари! Тони, прикрой слева, быстрее! – Образовавшаяся в строю самолетов Альянса дыра должна была быть затянута как можно быстрее.
– На шесть часов! Накрывай его, накрывай, да накрывай уже! Черт, не успеваю, не успеваю… Дерьмо, прикройте меня, быстрее… да помогите же мне!
– Прыгай! Прыгай, мать твою!
– Он на меня идет! Сука, да он псих! Уберите его от меня! Да быстрее же! Он как япо… – На глазах Джеймса Б-29 его хорошего знакомого был протаранен горящим советским истребителем. Еще один взрыв разбросал горящие обломки самолета на десятки метров. Один из них чувствительно стукнул «Суперкрепость» капитана.
– Как сильно?
– Теряем топливо, кэп. Насколько быстро – пока не знаю.
Стэплтон выругался. С самого первого дня все шло отвратительно. Потери были просто неприличны – русские оказались гораздо более неприятными соперниками, чем японцы или даже немцы, объединяя в себе фанатизм первых с профессионализмом вторых. И еще эти уродские ракеты… и реактивные истребители. Хорошо, что в Европе их хотя бы не так много. На Кавказе, говорят, каждый вылет – как русская рулетка. С наполовину заряженным револьвером.
– Разворачиваемся?
Джеймс задумался. До цели уже сколько? Миль десять? Должны дотянуть.
– Пока нет. Попытаемся удрать сейчас – нам каюк. С гарантией. Попробуем продержаться.
– Есть, сэр! – Если кто в экипаже и не согласился с командиром, то вида не подал. Что, в общем-то, было нормально – как-то не до споров, когда вокруг идет настоящее воздушное побоище.
– Мать моя женщина! – прошипел в наушниках чей-то дрогнувший голос. – Вижу множественные цели. Минимум несколько десятков.
Очередная волна русских. Или немцев – хрен разберешь. Но один фиг – плохо.
– Держать строй! Истребителям приготовиться к отражению атаки противника!
«Нет, нет, нет! Что же ты, идиот, творишь! Мы истерзаны, а над целью наверняка еще одна группа самолетов коммунистов», – Джеймс едва не сказал это вслух, удержавшись в последнюю секунду.
«Сейчас Иваны заставят „Мустанги“ дорастратить свой боекомплект, и нас можно будет брать голыми руками! И это без шансов! Что же делать?» – мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Решение пришло неожиданно. Не фонтан – но хоть какой-то шанс.