На прорыв времени! Дилогия
Шрифт:
– Надо бы товарищей солдат-студентов нам за хорошую учебу наградить, Дмитрий Федорович. Как вы думаете?
– Да-да, конечно, товарищ Сталин. Вся эта информация была просто бесценной. Но тогда хочу еще особо отметить товарища Кравченко.
– Поясните. – Вождь встал и начал неторопливо прогуливаться вдоль стола.
– Дело в том, что начиная с две тысячи четвертого года группа энтузиастов собрала огромную библиотеку научно-технической литературы, перенесенной на электронные носители информации. Товарищ Кравченко на своей рабочей ЭВМ собрал полный комплект данной библиотеки на момент переноса.
– Дэйствително? И насколько
– Десятки тысяч томов по технике и естественным наукам. И не просто собрал. У него образцовая библиотека с каталогами и классификаторами, и он сумел организовать работу с этой библиотекой с других ЭВМ рабочей группы и с обычных телетайпов. Именно по его предложению для хранения, поиска и доведения до получателей информации было организовано известное вам бюро научно-технической информации. То есть я имею в виду как раз научного руководителя этого самого бюро.
– Звучит так, что товарищу Кравченко надо Сталинскую премию давать. И высокое звание Героя Социалистического Труда, да?
– Да, товарищ Сталин. Именно так.
– Что ж, хорошо. Но давайте теперь о положении с фармацевтической промышленностью…
Несколько часов спустя Устинов вышел из кабинета Сталина выжатый как лимон. Уйдя от «сути» к деталям и углубившись в подробности, вождь гонял наркома словно на экзамене, расспрашивая и интересуясь абсолютно всеми достижениями и промахами новой промышленности. За эти часы Устинов успел достать все до единого документа и фотографии из своего объемистого портфеля. Но, судя по всему, сталинский нарком экзамен своему начальнику сдал. По крайней мере, когда Дмитрий Федорович уходил из кабинета, Сталин выглядел довольным.
В принципе было понятно, почему. Промышленность и наука уверенно двигаются вперед, причем со всевозрастающей скоростью, а самое неприятное – положение с проектированием реактивных самолетов было, прямо сказать, не очень – вождь довольно легко принял, единственно поинтересовавшись, принимаются ли меры по исправлению ситуации и как обстоят дела с самолетами поршневыми.
Услышав положительные ответы по этим вопросам и просмотрев некоторые документы, напрягшийся было Сталин вновь расслабился и заулыбался.
Так что сегодня все прошло неплохо. Задумавшись, идущий по коридору Устинов едва не врезался в направляющегося в главный кабинет страны Берию.
– Лаврентий Павлович, добрый день.
Нарком внутренних дел остановился и протянул Устинову руку:
– И вам здравствуйте, Дмитрий Федорович. Вы с совещания?
– Да. Отчитывался товарищу Сталину о состоянии дел.
– Надеюсь, все хорошо? – Берия внимательно смотрел на Устинова из-под очков. Вопрос он задал не из праздного любопытства. Если все плохо, то Сталин может быть не в настроении и отчитываться самому Берии будет гораздо сложнее. Но это вряд ли. Глава НКВД регулярно получал сведения о состоянии дел в новой промышленности, и там вроде как все было очень даже ничего.
– Да-да, хорошо, более чем. Надеюсь и у вас?
– Тоже неплохо, Дмитрий Федорович. Я полагаю, мы с вами увидимся послезавтра, на большом совещании?
– Да, конечно, Лаврентий Павлович. До свидания.
– Всего хорошего.
Берия еще некоторое время постоял, глядя вслед Устинову. После чего развернулся и решительным шагом отправился в кабинет к Самому. У него с курируемым проектом все было далеко не так хорошо, как у наркома новой промышленности. А этому самому проекту – атомному – Сталин придавал весьма большое значение.
22 марта 1942 года. Где-то в Подмосковье.
Илья Петрович Кравченко нервно расхаживал по кабинету, яростно размахивая руками и отказываясь соглашаться со своим… скажем так, помощником – приставленным к нему человеком от НКВД.
– Олег Вячеславович! Проблема случившейся контрреволюции не только в том, что страну продала ее верхушка! Союз был предан большинством населения, понимаете? И не нашлось ни одной, достаточно большой группы людей, чтобы выйти на его защиту! Вот в чем основная проблема!
– Ну, судя по той информации, что у нас есть, недобитые троцкисты, бухаринцы и прочие враги народа за сорок лет после смерти товарища Сталина умудрились полностью испохабить идеалы коммунизма. И то, что у вас там было, – это даже социализмом можно назвать лишь с некоторой натяжкой. – Офицер покачал головой. – Даже я, совсем не эксперт в вопросах марксизма, вижу, что все, что можно было делать не так, у вас делалось не так. Вместо сокращения товарного производства – необходимость чего была прекрасно показана в прекрасном труде товарища Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» – его пытались расширять. Уничтожение приусадебных хозяйств колхозников, прочие уродские реформы. Если честно, то меня гложет мысль, что это Хрущев работал на англичан.
– А он разве не работал? – Кравченко, интересовавшийся политикой, но не имеющий достаточного количества свободного времени, слышал краем уха про расстрел «кукурузника» за шпионаж.
– Он на фашистов работал. И двадцатый съезд, – при произнесении этого словосочетания майор скривился, – это подтверждает. Такая ненависть к Иосифу Виссарионовичу, столько лжи и грязи, вылитой на лучшего руководителя в истории России, – это точно не просто так.
– Не поспорить – хотя учитывая, что тогда он на войне сына потерял, если память мне не изменяет, все-таки работа на фашистов мне кажется сомнительной. Ну да ладно.
Хотя грязью поливать Советский Союз в целом и Иосифа Виссарионовича в частности – у нас это дело любили. Ублюдки. – Илья буквально выплюнул слово, начав заводиться. – Была у нас там такая телепередачка, эдакий конкурс для масс. Называлась «Имя России». Я тогда еще в университете учился. Так вот, смысл проекта был в том, чтобы выбрать человека, сделавшего для России больше всех, ее символ. И знаете что? Едва начали конкурс, как, естественно, с огромным отрывом в голосовании, начал побеждать Иосиф Виссарионович Сталин. Эдакий неприятный сюрпризец. – Кравченко хохотнул. – Но как только рост голосов за товарища Сталина стал превосходить все мыслимые и «допустимые», – Илья продемонстрировал жест «кавычки», – пределы, то тут же по ящику было объявлено, что это голосование липовое и что «рейтинг» Сталина накручивается нанятыми коммунистами «хакерами» да полубезумными старушками, по которым Гаагский трибунал плачет. Уроды. – Майор, собиравшийся уже остановить разошедшегося ученого и уже привставший, сел обратно, увидев выражение лица своего подопечного.