На «Ра» через Атлантику
Шрифт:
— Не стоит, подождем.
Я вернулся в хижину, улегся. Ветер был очень сильный. Вновь захлопал парус, раз, два, три — нет, не спалось, не лежалось. Вылез и опять предложил свои услуги.
— Хорошо, давай.
Взял страховочный линь, опутался им и ощупью полез в преисподнюю. Волны клокотали сначала у щиколотки, потом у колен, потом у пупка. Mope фосфоресцировало и пенилось. Подумал было об акулах, но некогда о них думать, парус полощет — где здесь конец правого браса? Кто изобрел эту систему?! Я чертыхался, хлебал соленую воду и проклинал свою инициативность. Все же удалось отвязать и подтянуть то, что надо, и Тур
Однако не суждено мне было ни заснуть, ни отогреться. Парус хлопнул, как бы примериваясь, и забарабанил канонадно. Ветра в хижине не было, значит, на сей раз мы отклонились вправо к северу. Это еще хуже, так как почему-то корабль поворачивает с юга на север послушней, чем наоборот. Снова вылез на палубу и взялся теперь уже за левый брас.
После нескольких минут борьбы понял, что одному не совладать, и позвал Карло. Но и вдвоем мы не могли помочь делу. На палубе появились заспанные Кей, Норман, Сантьяго. Парус бился бешено, рей стучал о мачту. Брас обрывал руки, а прочие концы, свисавшие с паруса, хлестали так, что в любой миг можно было остаться без глаз.
— Давайте сбросим якорь! — прокричал Тур.
Вскоре якорь-парашют был за бортом. Сперва он не желал раскрываться, но, раскрывшись, потянул лихо, так, что едва успевали травить линь. Все сто метров были моментально размотаны, натянулись, и мало-помалу «Ра» лег на курс.
Теперь надо было якорь извлекать.
Мы тянули его с Карло вдвоем, выбились из сил, упустили линь, он, свистя, скользнул за борт — начинай сначала. Кликнули Сантьяго, впряглись втроем — никак. Линь, стервец, натягивается и пружинит, норовит стащить в океан, ладони горят, и мышцы рук становятся деревянными.
Через четверть часа я сдался: не могу больше, нет сил, и все тут.
Позвали Жоржа и Мадани, потом пришел Кей, потом Норман. Нам было тесно на корме, где, к тому же, бушевали волны и порывами налетали крупные брызги дождя. Выбирали якорь все семеро по очереди, тянули, фиксируя веревку, отдыхали, вновь тянули. Битва продолжалась часа полтора. Победив, мы валились с ног от усталости.
Едва все уснули, вахтенный Карло растолкал Жоржа. Он сказал, что на крючок спиннинга, заброшенного еще вчера, поймалась огромная рыба.
Жорж смертельно хотел спать, но все же поплелся с Карло на мостик. Там бился спиннинг. Жорж взял его, дернул — тяжело, но тяга какая-то странная, постоянная.
В конце концов они вытащили на палубу зацепленный крюком буй.
Тем и кончился наш Главный Аврал, Генеральный Аврал, Аврал Сорок Третьего Дня.
В прошлом году мы тоже пережили подобное. В ночь с 19 на 20 июня, во время вахты Сантьяго и Тура, по носу показался корабль. Он шел навстречу и сигналил светом. Тур разобрал только:
— Эй, на «Ра»!
Тур ответил фонариком:
— «Ра» о'кей!
Они сигналили еще что-то, чего Тур не мог понять: возможно, они говорили по-испански, а Тур читал по-английски. Корабль описал круг, напутствовал: «Бон вояж!» — и удалился. К тому, что произошло дальше, это имеет самое прямое отношение, а какое, сейчас станет ясно.
Я проснулся без пятнадцати два и, сообразив, что до начала моей вахты еще пять минут, нацелился вздремнуть напоследок. Вдруг слышу голос Тура:
— Юрий!
— Сейчас иду.
— Юрий!
— Иду.
— Юрий!
Сантьяго зашевелился и пробормотал:
— Тур зовет, иди скорее.
— Да иду же! — и начал одеваться.
— Юрий, Норман, сломалось весло, все наверх! — уже кричал Тур.
Нас как ветром сдуло. Выскочили кто в чем был, в основном голышом. Тьма была кромешная. «Ра» ходил ходуном. Кинулись к шкотам и брасам, стали выбирать. Тур с мостика выкрикивал курс:
— Двести сорок, двести тридцать, двести десять, сто девяносто, сто семьдесят, сто пятьдесят!
150°! Невероятно! Нас развернуло к югу! Выбросили, распутав веревки, плавучий якорь, но не помог и он. Парус хлопал. «Ра» шатался как пьяный. Положение спас Жорж. Рискуя свалиться за борт, так как не был привязан, пробрался на нос, подлез под бьющийся парус и в темноте нащупал и отвязал запасной обломок весла, ринулся с ним на корму, спустил в воду слева и принялся загребать против хода. Курс медленно менялся.
— Сто девяносто, двести, двести десять, двести тридцать, двести пятьдесят, двести семьдесят! — вещал Тур с мостика. Слава богу, выровнялись. Но нас тут же поволокло вправо:
— Триста, триста десять, триста тридцать, триста пятьдесят! Жорж вытащил весло и кинулся на правый борт! Парус вновь метался, как ошалелый, опять Жорж загребал. Через час-полтора обстановка разрядилась настолько, что на вахте остались Жорж и я, прочие ушли спать.
А встреченный нами корабль вот при чем. После того как Тур сообщил, что на «Ра» все «о'кей», ему обязательно надо было постучать по дереву, чтоб не сглазить, это старинная морская примета.
— Да, моя ошибка, — согласился Тур…
Утренние часы после всех авралов, что на «Ра-1», что на «Ра-2», одинаковы: не до еды, не до погоды, спать, спать, ежели ты не вахтенный, а я не был вахтенным и проснулся около полудня, от тарахтенья движка. Норман и Тур разговаривали с «Каламаром», речь шла о вероятном месте нашего рандеву, о координатах. Им оставалось до места встречи около ста пятидесяти миль, нам — около пятидесяти, — это вроде школьной задачки о двух поездах, экспрессе и почтовом: когда они встретятся? Задачка простая, но мы решили ее не сразу. Назавтра Норман три часа торчал на верхушке мачты, пускал ракеты и жег аммоналовые шашки, «Каламар» делал то же самое, но никто никого не видел, хотя связь была постоянная. «Каламар» потерялся. И с координатами творилось нечто странное. Выяснилось, что за сутки пройдено всего двадцать три мили. Совершенно непостижимо, но — истинно: мы попали в зону какого-то ненормального течения, и оно волокло нас против ветра.