На рандеву с тенью
Шрифт:
— Да вы что... вы что, очумели?!
— А чего же ты тогда из города слинял сразу после его убийства? — спросил Лизунов.
— Я... Дело-то вот как было. Мы с ним встретиться должны были в четверг, ну, как раз тогда. Никаких дел, просто хотели посидеть где-нибудь душевно, потом в «Амазонию» в Москву махнуть. Он даже меня просил взять с собой кого-нибудь — ну, баб. Чтоб я снял ему кого-нибудь из наших в «Пчеле» на вечер. И вдруг уже часов так в восемь звонит мне на мобильник: старик, все отменяется. У меня важная встреча. Отложим. Ну ладно. На следующий день
— Что его убрал Баюнов? И ты испугался за себя?
— А что я должен был подумать? Клыков не мог вот так просто испариться. Такого за ним ничего не было, чтобы в бега удариться, дела шли неплохо. А те ящики мы с ним вдвоем только грузили и про тайник только двое знали, — Быковский смотрел на одноклассника. — А ситуация там как на вулкане. Черт знает Баюна, что у него на уме. Он крови не боится. Ну, я и решил, от греха пока подальше, в Москву... Потом с пацанами созвонился, и бац! — новость — Клыкова Петьку нашли, весь уже мухами облеплен.
— Значит, вы всерьез подозреваете, что вашего компаньона убил Баюнов или кто-то по его приказу? — осведомился Обухов, перейдя на вежливое «вы».
— Я не знаю. Но ведь кто-то его кончил! Кто же, кроме Баюна? И к кому Петька на встречу на полусогнутых помчался, все бросив, как не к нему?!
— Логично, — Обухов кивнул. — Только эти показания нужно подтвердить на очной ставке с таким же жаром.
— Вы те ящики открывали? — спросил Лизунов. Быковский мрачно кивнул.
— Отодрали в одном несколько досок. Должны же были глянуть, что перевозим? Клык винтовку мне показал. Классные. Только я, ей-богу, не знал, что они такие секретные. Мы потом доски назад пришпандорили.
— А вот этого и не следовало делать. Быть может, Клыков и поплатился за свое любопытство, — сказал Обухов. — И это тоже логично.
— Чем хотите клянусь, я его не убивал!
Колосову при этой фразе Быковского вспомнилась другая аналогичная клятва на поле для гольфа, когда давал показания Баюнов-Полторанин. Что ж, очная ставка здесь будет далеко не лишней. Быть может, она сгладит некоторые существенные противоречия.
Но Лизунов, оказывается, еще не закончил допрашивать однокашника.
— Значит, посещали вы с Клыковым катакомбы двадцатого апреля... А в ночь с тридцатого на первое?
Быковский напрягся.
— Ты что мне еще пришить хочешь? — спросил он хрипло.
— Что... Весь город знает, Леня, что с одной из девчонок пропавших, с Машей Коровиной, ты полгода гулял.
— Да мы расстались, давно, зимой еще!
— Ну, это дело такое, Леня, — Лизунов вздохнул.
— Да мне Ксюха моя из-за нее такие сцены ревности закатывала! — воскликнул Быковский. — Да я что? Я ничего. Ну, познакомился со смазливой Машкой-мордашкой на дискотеке, ну пообнимались. Она насчет фитнесс-клуба нашего удочку сразу закинула, а мне что, жалко? Устроил ей абонемент И все! Мы с февраля с ней даже не встречались, я с Ксюхой Заварзиной осложнений не хотел, я же ее люблю, мы вместе
— Если она, конечно, зека дождется, — хмыкнул Обухов.
— Не твое дело! — Быковский неожиданно рассвирепел. Обернулся к Лизунову, как настоящий бычок бодливый. — Все. Ты попросил — я рассказал, как было. Как человеку. Все.
— Ладно, — Лизунов кивнул. — Хорошо, если правду. Заварзиной я сообщу, где ты. И насчет передачи тоже скажу. Что-нибудь еще?
— Скажи: пусть ждет. И чтоб не смела машину продавать! — Быковский встал. — Или нет, не нужно ничего говорить. Я сам, если свидание с ней дадите. Перед тем как конвой его увел, Лизунов отдал ему пачку своих сигарет.
Глава 21
НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ
В пять вечера звонил Сергей Мещерский — из Антальи в Спас-Испольск. Варвара Краснова сообщила об этом Кате, ту звонок в кабинете не застал. Краснова передала (все получалось как испорченный телефон), что Мещерский передает от Кравченко горячий, пламенный привет, что они здоровы, у них все хип-хоп, рафтинг по рекам протекает нормально, и это занятие даже при разумном риске затягивает лучше кокаина, что экстремальные условия жизни и суровый походный быт никого не пугают, Турция — страна загадок, и вообще Восток есть Восток; связь вот только не ахти. Из горного отеля звонить дорого, в деревнях международки нет, а выезды на побережье, в Анталью, очень редки. Так что...
— У них обратные билеты на самолет на двадцатое, наверное, больше звонить не будут, — подытожила Катя. А в душе была благодарна подруге за то, что та никак не стала комментировать пикантную ситуацию, когда вам с курорта звонит не любящий муж, изнывающий в разлуке, а его лучший друг — обормот.
— Черт, — сказала Катя. — Черт! Черт! Черт с ним!!
— С кем это?
Она обернулась. Никита Колосов стоял на пороге кабинета. И еще улыбался.
— Что такая сердитая?
— А ты что такой довольный?
— Ой, Кать, мне девчонку надо мою из садика забирать, и так опоздала. — Краснова тоже лучезарно заулыбалась им обоим, засуетилась, схватила сумку. — Закрой кабинет, ладно? Ну, все, лечу. Встречаемся дома.
Они остались в кабинете вдвоем. Из открытого шкафа по-хозяйски выпорхнула крупная, наглая моль, взвилась к потолку. Колосов прицелился и поймал ее в одно касание.
— Приходила Кривцова? — спросил он.
Катя порылась в бумагах на Барином столе и достала протокол «дословного опроса». Он бегло прочел. Закурил.
— Никит, что случилось? — в свою очередь, спросила Катя. — Ведь что-то еще случилось, да?
Он сел верхом на стул напротив нее. На Катю явственно пахнуло спиртом. «Здравствуйте, я ваша тетя, — подумала она с досадой, — расслабляемся по поводу окончания рабочего дня!»
(Расслабление действительно имело место. Когда за Быковским закрылись двери камеры, Лизунов извлек из сейфа заначку — бутылку коньяка местного разлива. Выпили за успех будущей очной ставки.)
— Оружие в каменоломнях нашли. Тайник, — сказал Никита и скупо поделился новостями.