На раскаленной паутине
Шрифт:
Вторая причина появления Рубина в этом месте заключалась в том, что в «Приморской» остановился губернатор. Охрану усилили в холле, ресторанах, и на этажах появилось много лишних парней с крепкими мышцами в строгих костюмах не по сезону. Никто этому не удивлялся. В городе уже мелькали знакомые лица думских ораторов, не сходящие с экрана.
Каждый из них имел путевки в лучшие санатории. И зачем им жить скопом, когда они уже и так надоели друг другу до тошноты?
День начался активно. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Солидные лимузины с занавесками на окнах, как беззвучные танки, ныряли в охраняемый гараж, а потом покидали его. Город превращался в политический анклав. Даже городские старожилы замечали
За всей этой показухой наблюдал губернатор из окон четырнадцатого этажа гостиницы «Приморская».
На всех фотографиях губернатор Мануйлов Николай Николаевич выглядел человеком добрым и открытым. Человеком, перед которым хочется излить душу. Но сейчас публичный политик не желал попадать в объективы репортеров.
Губернатора раздражал собеседник, поэтому он и стоял, отвернувшись к окну.
Трехместный номер напоминал небольшой офис крупного предпринимателя, а вовсе не жилое помещение. На публике губернатор сторонился встреч с такими людьми, как Рубин. К себе их тоже не приглашал. Мануйлов был политиком осторожным и не хотел марать свою репутацию. Он понимал, что такие деятели, как Рубин, ходят по лезвию бритвы. И если они сорвутся в пропасть, то губернатору тут же припомнят дружбу с теневыми боссами мафии.
Хозяин кабинета Егор Рубин сидел на диване и курил. Его лицо вообще ничего не выражало, будто они разыгрывали крупный куш в покере, имея на руках двойки и тройки.
Рубин вел разговор так, как считал нужным. В нем не все было правдой, но и не все ложью. Вице-мэр знал, с кем имеет дело и что скрывается под маской безразличной доброжелательности.
— К сожалению, Николай Николаевич, я так и не смог вычислить заказчика. Но я не вижу ни одной серьезной политической фигуры, способной пойти на острый конфликт с нами. Если убрать с поля боя спикера городской Думы Берзина, то можно сказать: противник останется без козырей.
— Вы страшный человек, Егор Алексеевич. Однажды я уже сигнализировал вам, что мэр города намеревается везти доклад в Москву. Я дал вам карт-бланш. Руководство ФСБ прикрепило за вами отряд полковника Коптилина. Проиграть с такой информацией и поддержкой мог только очень недалекий человек. Вас погубила самонадеянность. Вы потеряли документы и до сих пор не знаете, где они. А теперь хотите, чтобы я сам вмешался в грязную историю и убрал с политической арены последнего стоящего законодателя.
— Берзин болен. Об этом знает все побережье. Его отставка по состоянию здоровья будет выглядеть естественной. Он должен стать политическим трупом, после чего он уже не сможет влиять на обстановку.
— В сезон парламентских каникул не подают в отставку.
— Предложите ему пост соответствующего ранга в Краснодаре.
— И этим выставить себя на обозрение? Берзин соавтор доклада, и, если документы всплывут на поверхность, я окажусь причастным к вашим черным делам.
Губернатор отошел от окна и сел в кресло. Он все еще не хотел встречаться взглядом с собеседником и начал листать журнал, показывая всем своим видом, что на него лучше не рассчитывать.
— Если доклад увидит свет, дорогой Николай Николаич, то вы тем более не останетесь в стороне. Я понимаю, что ваше имя в докладе не упоминается, иначе мэр не поехал бы к вам на консультацию, и мы так ничего и не узнали бы о существовании этих документов. Но давайте посмотрим на последствия скандала. У вас под носом взорвется бомба. Взрывная волна сметет не только меня и все силы Черноморского побережья Кавказа. Вы третий год руководите краем, и у вас под носом творился беспредел. Смотрите на вещи трезво. Вы думаете, вам это простят? Нет конечно. Вы главный чиновник, и спрос с вас будет строгий. Когда бушует скандал всероссийского масштаба, в стороне остаться невозможно. И неужели вы думаете, что Генеральная прокуратура не докопается, кто финансировал вашу предвыборную кампанию? Теневые структуры! Я лично. Голоса для вас покупались за деньги, водку и льготы. А кто платил? А два особняка стоимостью по полмиллиона каждый в парковых заповедных зонах прибрежной черты, один из которых записан на имя вашей жены, бывшей колхозницы из Винницкой области, а второй — на имя сына, двадцатилетнего студента, который, кстати, учится в Лондоне за очень крупные деньги… Как тут не вспомнить о вашей слабости к автомобилям? В вашем личном гараже восемнадцать раритетов, стоимость каждого несоразмерна вашим доходам за последние десять лет. Вы хотите спрятать голову в песок? Не получится. Я один за всех отдуваться не стану. Зацепят меня — я всех потащу за собой на дно.
Губернатор отбросил журнал в сторону и взглянул на Рубина. Он его ненавидел, но ничего не мог сделать.
Повисла томительная пауза. Лицо Рубина не выражало никаких эмоций.
— Хорошо, — наконец тихо сказал губернатор. — Мне надо все обдумать. В ближайшее время я вас извещу о своем решении.
— Сделайте это до отъезда из Сочи. Я думаю, трех дней, что вы намерены здесь провести, вполне достаточно. У нас нет времени. Документы все еще вне досягаемости. Мои люди работают в этом направлении.
— Поэтому трупы складывают штабелями в крупнейшем курорте Черноморского побережья. Прекратите беспредел! Не те времена. Город кишит политиками международного и мирового уровня.
— В Москве, где они живут, трупов в сто раз больше. Они к этому привыкли. Сейчас нет ни одного российского города, где тихо и спокойно. Так будет продолжаться до тех пор, пока не поделят все сферы влияния и каждый клочок земли.
— Это не должно касаться вверенной мне области. Я иду вам навстречу и жду того же от вас.
Губернатор встал и вышел из номера.
Приемная вице-мэра была спланирована таким образом, что выходящий никогда не сталкивался с ожидающими приема. Как только губернатор покинул офис, Рубин нажал кнопку, и в другую дверь вошел его секретарь, он же телохранитель и шофер.
— Коптилин здесь?
— Уже ждет.
— Пусть войдет.
Полковник, как всегда, выглядел безукоризненно элегантно, но его и без того испорченное шрамом лицо украшал еще и пластырь над бровью, словно заплатка на коленке дорогого костюма.
— Что скажешь, Гриша, кроме того, что Журавлев разбил себе ногу об твой зад?
Некоторое время полковник молчал, а когда заговорил, то, казалось, делал это с большим трудом.
— У Журавлева появился сообщник. Мы о нем ничего не знаем…
— Надеюсь, я в этом не виноват? У тебя всегда такой тон, будто я толкаю тебя на глупости, а ты вынужден их исполнять. Бездарно исполнять. У тебя армия профессионалов, а у Журавлева один помощник. И ты был не готов к этому? Самому не смешно? Пора поднять вопрос в управлении ФСБ о твоей отставке. Человек может ошибиться один раз, и то если он новичок. Но когда ошибается спецподразделение такого уровня, оно профнепригодно.
Коптилину пришлось проглотить горькую пилюлю. Выждав паузу, он продолжил.
— За домом Менделевича установлено круглосуточное наблюдение. Шелеста ищут по всему городу. В доме Зернова, пока все на похоронах, проведен тщательный обыск. Ничего не нашли…
— Ищите! Следы от документов должны быть. Записи в блокнотах, на настольных календарях, в компьютере, где угодно. Мы должны знать имена всех курьеров, а не строить догадки.
— Выкури Менделевича из дому, и я возьму его в оборот. Уверен, что этот тип знает больше остальных. Из тех, кто жив остался. Кроме тебя, его никто не вытащит из норы.