На ратных дорогах
Шрифт:
По дороге в Сухуми стояли большие палатки передового медицинского пункта армии. Здесь меня накормили сытным обедом, врачи основательно выслушали сердце и сказали, что «не мешало бы подлечиться». Но разве я мог тогда оставить войска?
И у нас лед тронулся
В начале сентября развернулись упорные бои на реке Терек, в районе Малгобека. Сосредоточив на узком фронте 3-й, 40-й танковые и 52-й армейский корпуса 1-й танковой армии, гитлеровцы предприняли мощные атаки на оборонительные позиции 9-й
Следует сказать, что в этом была большая заслуга партийных и советских организаций Грузии, Армении и Азербайджана. Они мобилизовали десятки тысяч граждан на постройку в предгорьях Кавказа глубокоэшелонированной обороны.
А ведь противник совершенно не сомневался в успехе. После захвата Баку он намеревался направить специальное соединение на Ближний Восток для совместных действий с армиями генерала Роммеля, прорвавшимися в Египет. Осуществить этот замысел призван был специальный корпус, зашифрованный под названием «Зондерштаб Г». Он двигался вслед за группой армий «А», не вступая в бои с советскими, войсками.
Управление нашего корпуса перевели под Малгобек. Нам подчинили две оборонявшиеся бригады.
Наконец-то назначили командира корпуса. Им стал заместитель командующего нашей 9-й армией полковник Перекрестов. Этот боевой командир сразу пришелся по душе всем работникам штаба.
Наиболее важным участком в полосе корпуса являлся Кескем — большое селение, раскинувшееся в полутора километрах ниже Малгобека. Батальон, занявший оборону по северной и западной окраинам селения, накрепко закрыл противнику путь в долину.
Посоветовавшись с Перекрестовым я отправился туда. Мне понравился бодрый, молодцеватый вид бойцов. И оборона построена хорошо.
Командир батальона пригласил на чердак одного дома, откуда хорошо просматривался Малгобек.
— Видите, товарищ полковник, большое здание на склоне горы? Это бывшая школа. А теперь там что-то вроде офицерского клуба. Днем всегда тихо, к вечеру же на машинах съезжается много людей, окна светятся яркими огнями. Наши разведчики по ночам слышали в школе звуки музыки.
— А вы не пробовали накрыть здание артиллерийским огнем?
— Разве мы можем достичь чего-либо серьезного своими средствами? Вот если бы корпусная…
Я позвонил командиру корпуса, рассказал о сообщении комбата. Полковник Перекрестов предложил мне остаться в Кескеме на ночь, проверить все самому.
— Смотри, если дело стоящее, надо ударить так, чтобы вместе с черепицей полетели офицерские головы, — заключил он.
Сообщение командира батальона подтвердилось. Лишь только стемнело, в школе засветились огни. Одна за другой начали подходить автомашины, вовсю пользуясь фарами. Обидно видеть и сознавать, что оккупанты на нашей земле чувствуют себя в полной безопасности.
Выждав некоторое время и убедившись, что «съезд гостей» закончился, открыли огонь. Налет продолжался минут десять. А на рассвете в бинокль мы хорошо видели результат ночной работы артиллеристов. Здание стояло без крыши, в стенах зияли большие проломы, во дворе валялись исковерканные кузова автомашин.
Позже наши разведчики выяснили, что в ту ночь в школе погибло несколько десятков офицеров.
В отместку утром и вечером гитлеровцы подвергли Кескем сильному обстрелу и бомбежке. Но мы ждали этого, заранее предупредили войска и жителей.
* * *
Противник не оставлял своих попыток прорваться к Орджоникидзе. Незаметно для нас он снял две дивизии из-под Моздока и перебросил в район Нальчика, где оборонялась 37-я армия. 25 октября наступление здесь началось массированным налетом вражеской авиации на боевые порядки войск. Одновременно 70 бомбардировщиков нанесли удар по штабу армии, не соблюдавшему простейших правил маскировки.
Разрушение армейского узла связи и гибель ряда работников штаба нарушили управление войсками. Противнику удалось прорвать оборону на узком участке и через два дня занять Нальчик. Преодолевая упорное сопротивление частей 37-й армии, к началу ноября гитлеровцы вышли на подступы к Орджоникидзе, но были остановлены подошедшими резервами.
Советское командование решило использовать трудности противника в связи с растянувшимися коммуникациями. Переброшенный под Орджоникидзе 10-й гвардейский корпус перерезал Ардонское шоссе. Для подвоза боеприпасов и продовольствия гитлеровцы вынуждены были использовать узкий коридор в два — два с половиной километра.
Фронт перед Ардоном занимала только что подчиненная 3-му корпусу 175-я стрелковая дивизия. Военный совет 9-й армии решил использовать ее для беспокоящих ударов по городу, чтобы заставить вражеский автотранспорт с боеприпасами, людьми и продовольствием обходить Ардон и этим еще удлинить путь.
Командир дивизии генерал-майор Пыхтин поручил командиру правофлангового 610-го стрелкового полка Рабиновичу послать в ночной налет на Ардон один батальон, чтобы он наделал там побольше шума и задержался как можно дольше.
В этом месте Терек и тринадцать его притоков образуют своеобразный водный лабиринт. Заболоченные камышовые «джунгли» по берегам рек облегчали скрытный подход к селению.
Мы с Буинцевым приехали в дивизию на следующий день после высылки батальона. О нем ни слуха ни духа. И странно, что со стороны Ардона до сих пор не слышно стрельбы.
В конце дня меня вызвал к телефону член Военного совета армии Котомин:
— Товарищ Абрамов, что нового? Батальон не возвратился?
— Никак нет. И, главное, донесений от него не поступало.
— Странно! Тогда сами отправляйтесь в шестьсот десятый полк и выясните там, на месте, что произошло. Сразу мне доложите…
Командир полка майор Рабинович еще совсем молодой офицер. До войны, по его словам, был комендантом Одессы.
— Расскажите, как вы готовили батальон, — попросил я.