На разных широтах, долготах...
Шрифт:
А продавец уже накладывает в пакет апельсины. Заглядываю внутрь пакета. Обеспокоенный продавец вынимает из него два апельсина и заменяет их другими. Так и есть. Апельсины жухлые, лежалые.
— Знаете что, — говорю мальчикам, которые делают вид, что ничего не замечают, — мы пойдем вперед, а вы идите за нами.
И мы уходим. Делаем покупки в других лавках и замечаем, что мальчики делят между собой пакеты с фруктами и овощами.
Говорю им:
— Что вы делите? Тут всего четыре пакета, их может нести и один! — и обращаюсь к «лишнему» мальчику: — Не беспокойся, я тебе заплачу, если даже ты ничего не будешь нести.
— Нет, сааб, просто так денег мне не надо. Я ведь не нищий, я работаю и получаю только то, что зарабатываю.
Я разглядываю его: прекрасные черные глаза, миловидное детское лицо, кожа довольно светлая. Одет бедно, но опрятно: белая, кое-где подштопанная рубашка-безрукавка навыпуск, шорты цвета хаки. И, как все мальчики-носильщики его возраста, босой. Так легче ходить и носить тяжести.
— Как тебя зовут?
— Деви, сэр! Когда снова приедете на рынок, позовите меня.
— А если тебя не будет на месте?
— Спросите у других мальчиков, сааб. Здесь на рынке Кроуфорд меня все знают, они меня найдут.
Так состоялось знакомство с Деви, его друзьями. Я видел его по нескольку раз в месяц. В течение всех пяти лет нашего пребывания в Индии я не переставал удивляться изумительной памяти индийцев на лица, детали разговоров, события. Я не встречал ни одного продавца, который, видя кого-то лишь один раз, не узнал бы через много лет, не помнил бы, что у него в магазине покупали. Так и Деви.
— Помнишь, Деви, — говорила моя жена, — мы как-то ходили с тобой в лавку, где были очень хорошие груши?
— Когда это было, мэм-сааб?
— Наверное, с месяц назад.
— А что покупали там? Только груши или еще что-нибудь?
— Кажется, и виноград.
И Деви уверенно приводил нас в эту самую лавку, одну из множества, хотя за месяц он сопровождал по рынку сотни клиентов.
Помню, в первое время знакомства Деви пускал в ход свои маленькие профессиональные хитрости. Он начинал рассказывать:
— Сегодня у меня очень хороший день, сааб.
— Почему, Деви?
— Как раз перед вашим приездом я ходил с одним англичанином по рынку. Он купил ананасы, манго, бананы — десять дюжин. Полную машину нагрузили.
— И ты один носил все это?
— Зачем один. Еще два мальчика было. Англичанин много заплатил мне — восемь рупий.
— А другим?
— Им пять рупий на двоих.
— Почему же он уплатил тебе больше, чем им?
— Я был главным.
— О, да ты большой босс! И часто ты бываешь «главным»?
— Да. Вот вчера была одна английская леди. Тоже покупала много. Заплатила мне пять рупий, а двум мальчикам — три.
Я знаю, что Деви привирает. Ему девять лет, и он, конечно, немного фантазер и придумщик, как свойственно этому возрасту.
Или вот еще. Встречает нас Деви и говорит:
— Здравствуйте, мэм-сааб, добрый день, сааб! Хорошо, что я поторопился, а то бы не встретился с вами.
— Почему, Деви?
— Знаете, сааб, сегодня один богатый итальянец предложил мне покататься на автомобиле. Два часа возил меня по городу и только что привез обратно. Очень хороший человек, этот итальянец.
Мы смотрим на него. Деви продолжает живописать подробности своей «поездки», а сам отводит глаза в сторону.
Понимаем, что он опять лукавит. Очень хочется ему покататься на машине. Действительно, сотни и сотни этих машин протирал, мыл, стерег Деви, загружал всякой всячиной, а проехаться не приходилось ни на одной из них. Ах малыш, малыш! Ты не решаешься прямо попросить об этом, а у нас не хватает соображения самим подложить тебе прокатиться…
Покончив с покупками, серьезно спрашиваю его:
— Ты не занят, Деви, у тебя есть сейчас время?
— Да, сааб, я свободен, — отвечает он, не понимая еще, к чему я клоню. Он уже заработал себе на рис на сегодня. А о завтрашнем дне и не помышляет.
— Поедешь с нами на Колабу? — спрашиваю. И добавляю, чтобы замаскировать, что я распознал его уловку. — Нам нужно купить кое-что. Ты поможешь?
Лицо Деви — зеркало его души. Оно светлеет, озаренное улыбкой.
— Конечно, сааб, помогу! — выпаливает он.
— Садись со мной на переднее сиденье.
Он поспешно садится в «Остин» и торжествуя смотрит на других мальчишек, облепивших нашу машину. Со стоянки выбраться непросто. Но сегодня мы выезжаем, как самые важные персоны после дипломатического приема. С десяток мальчиков жестами останавливают машины, просят водителей притормозить, указывают нам, где проезд свободен. Улыбаются, кивают головами, машут вслед нам руками, корзинами, платками. Представляю, сколько порасскажет им Деви сегодня по возвращении. Фантазии ему не занимать.
До Колабы недалеко, километра четыре. Это одна из двух главных торговых улиц в центре города, где Деви и его друзья почти не бывают. Там им делать нечего. Вся их жизнь н интересы внутри и возле «чрева Бомбея».
В магазины на Колабе таких, как Деви, не пускают, и мальчик в нерешительности останавливается у входа перед охранником-гуркхом, одетым в полувоенную форму цвета хаки, с массивным кинжалом на широком кожаном ремне.
Сам будучи стражем не своего, а хозяйского добра, он полунасмешливо-полусерьезно смотрит на чисто одетого, но явно бедного, босоногого Деви. Таких ему не велено пускать. Он что-то говорит Деви, а мальчик смотрит на меня. Он растерян, не знает, что делать. Он должен следовать за мной, но в то же время не может ослушаться грозного гуркха.