На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Уже много дней по телефону и напрямую веду переговоры с А.П.Чудаковым. Он просится на работу, но нагрузки для него нет, да и Ю.И.Минералов не очень хочет брать его на кафедру. Буду брать А.П. на свою кафедру.
28 августа, понедельник. Все радиостанции заняты пожаром на Останкинской телебашне. Август месяц катастроф и месяц немыслимых заработков журналистов. Они рвут эту новость, как шакалы падаль. Как повезло: взрыв на Пушкинской площади, катастрофа на крейсере «Курск», наконец, пожар на башне! Среди многих причин пожара указывают и еще одну: не работала система противопожарной безопасности. В связи с этим мне припомнилось одно место из дневников Теляковского — о противопожарной системе в Большом театре. Свой следующий рейтинг я закончу словами «Изменилось ли что-нибудь за сто лет в Российской империи?» Эта фраза будет сразу же после большой цитаты.
Состоялся день рождения Александра Ивановича; во время
Вечером радио передало некрасивую историю о смене руководства в Большом театре. Зная нашего министра, я давно предполагал, что Владимира Васильева он уберет. Так оно и произошло. Указ о назначении новой фигуры подписал, правда, президент, но сам указ, как отмечает радио, тайно готовился в недрах минкульта. Да и трудно ли обмануть президента в такой не очень знакомой для него области? Новым директором стал финансовый директор канала «Культура», работавший ранее с Товстоноговым. Уж его-то Швыдкой, появляющийся на канале чуть ли не ежедневно, знает! Мне совершенно очевидны корни этого человека. По крайней мере бесспорно, что русского гениального артиста из труппы изгнали. Правда история повторяется, изгнали Григоровича, наверное, не без помощи Васильева, теперь изгнали Васильева. Но какова нахрапистость Швыдкова. Он становится для меня образцом поведения в кадровых вопросах: только свои! У этой истории есть великолепное завершение. Васильев прислал министру культуры телефонограмму, в которой сообщает, что не хочет лично встречаться с министром, обременять его этим свиданием. Здесь хорошо словечко «обременять». Это пощечина, которую трудно смыть. Сколько здесь русской брезгливости.
Звонил Миша Науменко. В субботу мы говорили о нем с Л.М. Царевой, она сказала, имея в виду девочек с первого курса, соучениц Миши: «Сразу же потеряли доверие к власти и к прессе». Они-то ведь знали, какой из их товарища и сатанист, и какой террорист.
30 августа, среда. По Москве отключена пейджинговая связь, оборудование которой тоже оказалось на Останкинской башне. После целых суток разных стращаний и сомнений, а выдержит ли башня, не рухнет ли, оказалось, что башня выдержит, и ее начинают восстанавливать. Мои ребята-шофера ознаменовали это событие прошением купить им карточки на телефонные переговоры: их пейджеры молчат. С гневом и причитанием я все это подписал. На мои глубокомысленные восклицания, что завтра починят, умные ребятишки, осмедомленные в текущем лучше меня, сказали, не раньше чем, через два месяца!
Целый день воевал один против всех. Начал чувствовать некоторое сопротивление Леши Тиматкова, «он человек бесконфликтный», но это еще и разный взгляд на действительность, на хозяйствование. Он совершенно не собирается сгибаться, как личность, перед нашими многочисленными хозяйственными проблемами. Вот бы мне так. Из разных углов я слышу, о том, что он «художник», «личность». Но может быть поведение прозаика и поэта — это разные линии поведения?
Закончил читать «Довлатов и его окрестности» Александра Гениса. Это опять тот же специфический отряд русской литературы. Мирок этот вырисовывается все круче и все полнее, но, к сожалению, рядом с этим мирком существует большой монументальный круг русской литературы. Если бы этот большой мир, растворился и исчез, тогда вырисовались бы пики новых классиков и один из них, этих пиков, безусловно, — Довлатов. Достоевский, Белый и Довлатов. И Толстого, и Достоевского, и Тургенева — мы оставляем, это фундамент, а потом некого будет пародировать. Но куда бы деть Горького, Шолохова, Абрамова, Шукшина, Леонова, Распутина! Вот попались, черти, и заклинили в русской литературе. Книжка вовсе не бесталанная, хотя Генис просто сместил акценты: литература начиналась и заканчивалась в еврейском окружении и мирке радио «Свобода». Тем не менее как облегченное литературоведение я книжку принимаю. Даже талантливое литературоведение. Газетно-фельетонная подмена мысли хлестким словом. Тем не менее и здесь много интересных оригинальных мыслей, наблюдений, но каждый раз исходя из своего мелкого горизонта. Ассоциальный мир бьет копытом по морде, когда лошадь пытаются гнать. Вагриус и Генис нашли друг друга, хотя я мечтал бы в Вагриусе напечататься. Как всегда мой энтузиазм, с которым я начинаю читать ту или иную книгу на конкурс, к концу поубавился. Обязательно вставлю помеченные цитаты. Ничего так книгу не разоблачает, как собственные цитаты.
31 августа, четверг. «Труд» не утерпел и сократил меня в деталях, так важных для меня. Я залез немного повыше текста и выделил шрифтом все цензурные вычерки. Боязнь власти у прессы сохранилась. Даже когда она ее ругает, это тоже боязнь.
Днем продиктовал давно вызревшее письмо Швыдкому о радио. Самую суть готовил С.П., и его детализация очень мне тут помогла.
Глубокоуважаемый Михаил Ефимович!
Только подобная ситуация с Останкинской башней и, как ни странно, с подводной лодкой «Курск» (причину последнего Вы поймете позже), заставляют меня писать к Вам. Есть еще один дополнительный импульс.
Многие годы я работал на былом Всесоюзном радио, где прошел путь от корреспондента до главного редактора литературного вещания и, следовательно, знаю эту структуру, и, как сейчас принято говорить — продукцию этой структуры — хорошо. Счастье, что Останкинская трагедия достаточно быстро может быть ликвидирована. Но наше время, как выяснилось, не уберегает нас ни от чего в нашем Отечестве. Представьте себе, что исчезает не только телевизионная башня, но и телесигнал. Многих, конечно, не пугает разынтегрированность страны, разнесенной по разным регионам. Меня пугает, так же как пугает падение уровня знаний школьников, истончение базовой культуры личности. В связи с этим, вспоминая свою молодость, я должен сказать, что очень много знаний приобрели люди моего поколения через радио, знаний основательных, потому что радио почти всегда имело дело с прямыми текстами. То же самое я могу сказать о музыке, а музыка — это всегда душа и, как явление, почти неподцензурное — свобода. Вот почему, Михаил Ефимович, я хочу обратиться к Вам с предложением: создать канал литературно-драматического вещания с приемом его на всей территории России. Наверное, это вещание на УКВ и средних волнах по типу Маяка.
Почему радиовещание? Потому что оно дешево, оно, как давно установлено, обладает большим духовно-образующим потенциалом, у него большая проницаемость. Радиоприемник, говорящий на кухне, в парикмахерской и в автомобиле, признаемся, это большая сила. Важно — ч то он бормочет и как это бормотание воздействует на мораль, этику и поведенческие инстинкты человека. Давайте согласимся, что наше общество сейчас (забудем на минутку об экономике) в первую очередь проигрывает именно в этих областях.
Я хочу напомнить Вам, Михаил Ефимович, что за многие годы своей работы радио накопило огромный фонд литературных произведений, записанных выдающимися мастерами. Воздействие их на общество могло бы быть огромным. Предыдущий режим по тем или иным причинам имел основания не доверять литературе. Я помню, как в свое время радио не давало в эфир рассказ Чехова «Сирена», с бесконечным перечислением яств, потому что «это возбуждало у слушателя плохие чувства». Радио не давало отдельно записанные произведения Пушкина, Лермонтова, Достоевского. Помногу лет, уже в записанном виде, оно держало даже произведения Бондарева и Бакланова. Разве есть сейчас у нас основания чего-нибудь стыдиться или чего-то бояться?
Повторяю, фонд радио огромен. Другое дело, что частично он разбазарен, может быть, частично «приватизирован». В известной мере, пропал вкус к чистой классике, высвобождая место для рекламы, мы иногда забываем или игнорируем лучшее из наших национальных богатств.
Итак, что бы я мог предложить для литературного канала, который можно обозвать как угодно — «Русская литература», «Русская муза», можно назвать — «Российская словесность».
В первую очередь, это литературно-драматические инсценировки, классические спектакли, записанные в исполнении мастеров из старых фондов Гостелерадио; репортажи с литературных праздников, юбилеев, поэтических вечеров; ежедневный выпуск журнала «Новинки литературной жизни», «новинки литературно-драматического вещания», новые постановки, осуществляемые на основе русской и зарубежной литературы, интервью с российскими и зарубежными писателями по проблемам современной литературы, передачи драматических постановок московских театров. Вы ведь, Михаил Ефимович, наверное, видели «Контрабас» Зюскинда в гениальном исполнении К.Райкина? Но ведь пока это видели и слышали в лучшем случае 2 000 человек. Ну, еще 5 тысяч услышат и увидят в течение года, А ведь Отечество наше велико и обильно. На этом канале я бы ввел вещание с часовыми и двухчасовыми блоками, с короткими, пятиминутными новостями культуры в течение каждого часа. Реклама на канале могла бы быть представлена короткими, 30-секундными клипами и носила бы, наверное, тоже культурный характер.
Дотации на создание канала могли бы быть отчасти получены но государственной линии — разве наше государстве уже отказалось от какой-либо просветительской деятельности? — отчасти от заинтересованных спонсоров, имена которых постоянно оглашаются в кратких вставных напоминаниях дикторов. К созданию каналов в качестве соучредителей можно было бы привлечь творческие союзы. Можно было бы дать большое количество рабочих мест для актеров, режиссеров, звукотехников и чрезвычайно оживить культурную жизнь страны, интегрируя ее на лучших образцах отечественной литературы, культуры и исполнительского мастерства.