На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Начался импичмент президента. Я, как и все, понимаю, что ничем все это не кончится. Но ведь наступает время, когда все надо сказать в лицо. Все политические деятели поменялись, и на телевидении уже достаточно снисходительно относятся к Степашину, которого еще вчера ожесточенно ругали. С любым гипотетическим премьером все хотят жить в мире. На экране все время, пританцовывая и семеня ногами, мелькает Черномырдин. Его видение напоминает вставание покойника из гроба. Как и любой покойник, он хочет утащить побольше с собою под землю: сегодня эта черная мырда предложила Думе самораспуститься.
Читал какое-то умное эссе Сережи Терехова и рассказики Харченко и Рустема. Все ребята мне нравятся, но Сережа слишком умен и художественно бесплоден, чтобы не быть раздраженным.
Вечером в институте состоялся концерт Леши
Звонил помощник Александра Ивановича Лебедя. Поговорили о служебных институтских делах. Все-таки он наш выпускник, а потом он пожаловался на необъективность прессы по отношению к Александру Ивановичу. Конфликты у него все на той же почве: собираемость налогов в крае увеличилась в три раза. Вот тебе и конфликт с Быковым.
14 мая, пятница. Утром был аспирантский экзамен по литературе. Я слушал современную часть, т. е. сидел за столом с Ковским, Смирновым, Корнеенко и Чудаковой. Литературный институт, к сожалению, есть литературный институт, все расплывчато и аморфно… Расстроили не столько низкие знания, но отсутствие продвижения вперед и нежелание особенно рыться в истории литературы. Все нацелены только на диссертацию. Алеша Иванов, с трудом вспомнив «Разгром» Фадеева, с заносчивостью назвал его средней литературой и, как бы подыгрывая неким заинтересованным лицам, сказал, что больше его никогда не будет читать. Ну, так я никогда не стану больше читать его, Алешу. В его повести «Зеленый лимон» хорошо было только начало, а так литература ниже среднего. Это, кажется, его застукала Надежда Васильевна после защиты диплома с… Ладно, даже в дневнике не стану порочить чужую репутацию. Бесспорно продвинулся только Валера Оссинский, я бы даже сказал, что продвинулся крепко. А я-то его всегда на семинаре упрекал в невежестве. После экзамена я сказал Валере: «Ты хотел мне доказать? Ты мне доказал». В деле приема экзаменов мы с Чудаковой на одной линии: не болтовня, а знание — как минимум, текстов. Чувствуется определенная литературная расплывчатость знаний наших студентов.
Для «Труда»:
«Ну, что мне Гекуба? Ну, что мне импичмент? Ну, что мне даже Степашин, который или станет премьер-министром огромной страны, или не станет? Меня взволновали на прошлой неделе совершенно другие события. Например, немыслимая инициатива знаменитого тaнцopa, а ныне художественного директора Большого театра Владимира Васильева. Пусть все театры мира сделают отчисления от одного своего спектакля за год в пользу Большого. А Большой на эти деньги произведет необходимую реконструкцию. Надо-то всего 200 миллионов долларов. Ну нет этих миллионов в государстве российском! На реконструкцию Красного крыльца есть, на постройку собора Казанской Божьей матери нашли, на реконструкцию кремлевских апартаментов и строительство многочисленных резиденций отыскали, а вот на другую всенародную святыню, на Большой театр, нет. А теперь представим себе, что на возведение Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге Петр I просит финансирование у Карла XII, Екатерина Великая ищет деньги на покупку библиотеки Вольтера у Людовика XVI, строительство храма Христа Спасителя финансирует не правительство Александра I, а Ватикан, а на московское метро и Университет на Ленгорах Сталин ищет валюту у Мишеля Камдессю. Мысль ясна? Самое интересное, что это смелое предложение прозвучало перед нашей взволнованной интеллигенцией и руководителем ЮНЕСКО Федерико Майором. Я запомнил во время этой церемонии благостное лицо бывшего министра культуры России Евгения Сидорова и оторопевшее Владимира Егорова — министра нынешнего.
Другим примечательным и многозначительным событием стал пакет жидкой краски, который метнули бывшие соратники-экологисты в голову министра иностранных дел Германии Йошки Фишера. В этом экстравагантном действии был не только протест против участия Германии в кровавом бенефисе НАТО в Югославии, но и акт мести избирателей своему избраннику, не сумевшему выполнить предвыборные обещания. Если «зеленый» — не воюй. Ну, хорошо краски, а если в ход пойдут рельсы или другие предметы, о которых во время своих избирательных кампаний говорили депутаты и другие избранники? Я имею в виду, конечно, скорее не германских, а наших».
15 мая, суббота. Почти весь день смотрел по телевизору прямую трансляцию из Думы. В этот день шло заседание, а после него началось голосование по началу импичмента Б. Н. Ельцина. Шансы были только у третьего пункта обвинений — война в Чечне. Этот пункт набрал 283 голоса. Для того, чтобы процедура началась, нужно было минимум 300 голосов из общего количества делегатов в 450. С моей точки зрения, это уж во всяком случае не поражение оппозиции. Такое огромное количество «избранников народа», как иронично подчеркивает демократическая и неплохо оплачиваемая пресса, не согласно с позицией и политическими движениями президента. Но наш президент вряд ли об этом задумается. Важность всей этой процедуры заключается в том, что она погубила еще и ряд политических репутаций, очертила абрисы отдельных политических лидеров. По крайней мере, рухнул под грузом собственной речи и своего вечного увертливого по отношению к президенту и власти лакейства Жириновский. Обнажилась равнодушная к народу жилистая демагогическая суть либерал-демократов. Для них важнее сухой ригоризм слов, нежели народная жизнь и смерть. Таким мне показалось очень интересное, но себялюбиво-холодное выступление младшего Рыжкова. Но тем не менее можно и восхититься виртуозными инструментовками и Рыжкова — ой, далеко пойдет! — и Явлинского.
Телевидение также показало, как при выходе из Думы народ чуть не побил Жириновского и Митрофанова. Сквозь эфирные микшеры пробились даже такие слова, обращенные к этим магистрам либерализма, как «сука» и «жидовская морда». Здесь уже ничего не поделаешь, примеры Жириновского заталкивают не очень разбирающийся в тонкостях политической конъюнктуры народ в норы антисемитизма. Я пишу об этом еще и оттого, что читаю книжку Льва Полякова «История антисемитизма». Читаю и многое полезное выписываю в подготовительные материалы. Как и у любого серьезного исследователя, у меня много интересных наблюдений.
18 мая, вторник. Сегодня у меня на семинаре был Вячеслав Курицын, наш, наверное, самый знаменитый молодой критик-литературовед. С помощью Марата Гельмана он ведет даже какой-то свой журнал в Интернете. Говорил довольно интересно, но и сам всеяден и неглубок и поддерживает поэтому поверхностную постмодернистскую литературу. Но сам по себе Слава хорош: в синих чуть ли не домотканых портках, майке и куртке с надписью UNITED STATES ARMY*. Интересно и симптоматично, что он ученик Г. Белой.
Светлана Зимарева написала очень приличный по языку текст.
19 мая, среда. По НТВ показали некий спровоцированный милицией и журналистами скандал. Человек десять-пятнадцать ребят в черной форме «Памяти» на Театральной площади поют молитву в день гибели Николая II, ОМОН и телевидение их уже ждут. Завязываются сначала толкания друг друга, потом молодцов бросают в автобус милиции. Здесь же священник в облачении, его отталкивают, но он с «Памятью». Меня поразили очень красивые молодые и очень русские лица ребят. Все они что-то горячась говорят в камеру о произволе.
Дума утвердила в должности премьер-министра С. Степашина. Меня все это перестало волновать. Чувствую себя очень плохо, задыхаюсь. Крепко и жестко поговорил с Сорокиным. Институт собирается в Орел на «День славянской письменности», я все подготовил, но все вдруг оказались очень занятыми. Юра Кузнецов, с чьей дочерью я довольно серьезно занимался во время приема ее в институт, «не смог». У В. И. Гусева — ну, это действительно так — какое-то срочное дело. У Льва Ивановича болит нога, а Валентин Васильевич лечит зубы. Каждую пятницу он уезжает на дачу и не бывает в институте. Всю вторую половину дня после часа уезжает и проводит в Союзе писателей России, недавно на несколько дней, не предупредив, уезжал на Пушкинские дни в Каир. А вот когда надо институту — он не может. Он все вздыхает о Родине и говорит, как он в молодости работал у горящего мартена, но, как и все наши русские пустобрехи… Это обычный советский писатель, скорее ловкий, нежели глубокий, и самодостаточный. Может быть, я на него похож: он тоже все время служит.