На счастье
Шрифт:
Мужчина отпустил напуганную женщину.
– При разводе ты обещала о ней заботиться, поэтому я уехал. Ты обещала мне! Это твоя забота??? Бить себя пяткой в грудь и кричать: я ж мать, – ты можешь. Бросить ребенка одну в городе и укатить хрен знает куда и насколько, ты тоже можешь. А взять трубку вовремя- нет. Как так? Твоя дочь билась в истерике, когда увидела меня, потому что я мужчина. На тебя бы она реагировала по-другому! Но теперь ты хрена с два будешь рядом. Ты не способна заботиться о ней.
– Ксюше давно
– Пять часов в самолете лететь, мне интересно, что ты делала в это время? Может быть, поискала хоть какую-то информацию про случаи насилия, просто, чтобы знать, что твой ребенок переживает?!
– Прекрати делать из меня идиотку! – женщина взвизгнула, топнула ногой, – Думаешь ты один такой умный? Весь из себя крутой!?
Петр продолжать скандал отказался, просто развернулся и ушел в отделение. Хватит того, что они и так устроили представление на публике.
– Я не закончила, вернись немедленно!
Если б Кеша ее не дернул, он бы впервые в жизни ударил женщину.
Можно было бы списать все на шок, но нет. Шок сейчас у Ксюши, а у ее матери это хроническое состояние идиотизма.
Петр никогда не стремился открывать дочери глаза на мать. Предпочитал быть злом в их семейной истории. Теперь же все будет по-другому.
Захочет помочь Ксюше, то только под его присмотром, не иначе.
Он тихо вошел в палату и сразу наткнулся на острый взгляд. Ей страшно. Но она силится улыбаться.
Для него. Его девочка сильная, она все сможет пережить. Поэтому он тоже улыбнулся. Так же, как и она, сквозь слезы и боль. Кривой улыбкой, но все же…
ГЛАВА 3
Шли дни, тянулись ночи… медленно и страшно. Ксюша понимала сколько прошло времени по визитам врача, медсестер и следователя. По ним можно было сверять часы. Правда, нужно сначала понять алгоритм их посещений, тогда определение времени не составит никакого труда.
Врач мужчина. Ксюша никак не могла запомнить его имя, кажется, он был грузин по национальности, с совсем не грузинским именем, и очень примечательным акцентом. Маленького роста, немного сутуловат и пухловат. Но глаза озорные и смешливые. И руки теплые. Он единственный из мужчин не вводил ее в ступор своим появлением. Когда этот забавный мужчина зашел к ней впервые, и она была в сознании, страх сковал все тело, озноб прокатился по коже и ее бросило в холодный пот. И это дикое желание спрятаться, заползти под кровать, забиться к стенке и не высовываться пока он не уйдет… Но это было в первый раз.
Мужчина был немолод, но похоже, что таких пациенток у него не имелось. Ксюша это поняла, когда он начал осмотр швов, и ее горла. У него едва заметно дрожали руки, а в глазах читалась паника.
Она сама не могла пошевелиться, руки вцепились в края кровати так, что потом
Врач заметил, как она держится за кровать. Она бы объяснила, что так заставляет себя оставаться на месте, что хотя бы так, но способна контролировать свое тело. Инстинкт кричит: беги, прячься. А разум приказывает: лежи,– это для твоего же блага.
Легкая форма шизофрении, не иначе.
Она вцепилась в койку, а у него дрожали руки. Но оба справились и остались даже в какой-то мере довольны друг другом.
Ксюша научилась слышать его шаги в коридоре отделения, узнавала их и успевала заранее успокоить разбежавшиеся нервы. Не хваталась за кровать больше, не закусывала щеку до крови, сдерживая крики. Спустя несколько дней перестала дрожать от его появления.
Так вот, врач приходил два раза в день. Утром, в восемь часов, и вечером, в пять. Так она научилась определять для себя эти два отрезка времени.
Медсестры приходили через час. Помогали вставать с постели, водили до ванной. Делали уколы, ставили капельницы, следили, чтобы она пила все прописанные таблетки. Из-за них Ксюха ощущала себя слабой и безвольной, не способной самостоятельно банально сходить по нужде.
Они появлялись, смотрели на нее, едва скрывая свое отношение, и через силу делали свою работу.
А ей хотелось орать! Орать на них!
Первые два дня ей сочувствовали, жалели.
А потом у некоторых она заметила эти взгляды. Презрительные, грязные. Будто она в г*вне извозилась, и их заставили ее мыть, отчищать.
Но говорить она по-прежнему не могла. Только смотрела на них, а в душе закипал такой гнев, такая ярость, что кулаки сжимались и возникало желание схватить кого-то из этих куриц за волосы и окунуть мордой в унитаз, или лучше головой об стену стукнуть.
От того, что с ней случилось Ксюша не отупела и не сошла с ума, хотя, наверное, это было бы лучшим вариантом. Потому что, когда так смотрят посторонние люди, из раза в раз, изо дня в день, появляются мысли.
Возможно, они правы? Возможно, она сама виновата? Если это случилось именно с ней, значит, что-то… что-то… привлекло того человека.
Вина накатывала на сознание, обрушивалась на тело тошнотворной волной, и Ксюшу опять выворачивало наизнанку.
Следователь приходил через день.
Зачем? Она все равно не могла говорить, только кивала или мотала головой, потом правда, начала писать в телефоне, но пальцы плохо слушались, стоило начать все вспоминать. Буквы двоились перед глазами, руки тряслись. А тело немело и начинало гореть.
Ксюша знала, что ее мыли, когда она была в бессознательном состоянии, но все казалось, что она грязная. Кожа зудела, но там не было сыпи. Зуд был, сыпи нет. Чистая, бледная, с синяками и царапинами кожа рук.