На секретной службе
Шрифт:
Сутулясь, он брел по выложенной мрамором дорожке и старался не прислушиваться к внутреннему голосу, твердящему, что пора поворачивать обратно. Голос убеждал его, что не стоит избавляться от пистолета, который может пригодиться в самом ближайшем будущем.
Спорить с ним было бессмысленно. Пинчук прекрасно знал, что это действительно так. Да, пистолет обязательно понадобится – не сегодня, так завтра… не завтра, так через неделю… через месяц… через два… «ТТ» будет терпеливо дожидаться, пока владелец извлечет его из тайника, чтобы
Пока Пинчук дошел до конца сада, его домашние тапочки успели изрядно промокнуть, но это ему даже нравилось. Он представлял себе, как возвратится в спальню, продрогший, посвежевший. Как обнимет Ксюшу холодными руками, а она взвизгнет и начнет отбиваться, но не сердито, а хохоча во все горло, лягаясь и извиваясь. Старику для счастья требуется не так уж много. Может быть, он будет счастлив даже в том случае, если молодой жене таки удастся отвертеться от исполнения супружеского долга. Но пистолет в тумбочке у изголовья старика – это явно перебор. Без него спокойнее.
Отсыревшая дверь уборной открылась с трудом, словно не желая впускать хозяина. С тех пор, когда в особняк провели водопровод, ею почти не пользовались. Окошко и черная дыра уборной заросли паутиной, всюду валялись высохшие трупики мух, позабытая туалетная бумага выглядела как свиток пергамента.
В тот момент, когда сверток с деталями разобранного «ТТ» полетел в выгребную яму, в кармане пинчуковского халата ожил, завибрировал крошечный телефон. Было глупо рассчитывать на то, что кто-то звонит в такую рань, чтобы сообщить какие-то добрые вести. Некоторое время Пинчук тупо глядел на дисплей, высветивший незнакомый номер.
«Ах да, звонит этот настырный москвич, – сообразил Пинчук. – Евгений Бондарь, пользы от которого, как от козла молока. Что ему надо? Денег? Еще одну секретаршу под бок? Или же он звонит по действительно неотложному делу?»
Пинчук колебался. Подмывало отправить телефон в дыру вслед за свертком, но сделать это он так и не отважился. Вздохнул, подключился, прижался ухом к трубке. Почему-то этот простой жест потребовал от него больших усилий, чем прижимание пистолетного дула к виску.
XIII. Хмурое утро
Оттого, что небо начало светлеть, город выглядел еще более темным. Редкие машины, проносившиеся по улицам, тянули за собой шлейфы грязных брызг. Желтые прямоугольники окон излучали не столько свет, сколько тревогу. Казалось, за ними происходит что-то очень нехорошее, хотя на самом деле просыпающиеся граждане всего-навсего приводили себя в порядок, пили чай или одевались перед выходом из дома.
Прогуливающийся по аллее Бондарь заметил темную иномарку, притормозившую возле трамвайной остановки, как это было оговорено
– Доброе утро, – поздоровался выглянувший из окна Пинчук. – Садитесь, Женя.
Бондарь не заставил приглашать себя дважды. Открыл дверцу, нырнул в салон, устроился на сиденье, вытянув ноги, насколько это было возможно. И только тогда ответил на приветствие:
– Здравствуйте, Григорий Иванович.
– Вы так и не объяснили мне, что произошло, – нетерпеливо напомнил Пинчук. – Зачем-то сорвали меня с постели, заставили тащиться на другой конец города. Надеюсь, вы имеете сказать мне нечто действительно важное. Вы нашли убийц?
– Нет, – ответил Бондарь, глядя прямо перед собой. – Зато убийцы нашли меня.
– Ну, не то чтобы, – возразил Пинчук в типично одесской манере. – Вы, насколько я понимаю, живы и здоровы. Правда, вид у вас усталый.
– Такая уж ночка выдалась. Бессонная.
– Людмила постаралась?
– Это вас удивляет? – угрюмо осведомился Бондарь.
– Нет. Она и мертвого в могиле расшевелит. Южный темперамент.
– Это неудачная шутка.
– Про темперамент?
– Про могилу.
– Что-что? – У Пинчука сорвался голос.
– Да вы уже и сами догадались, – холодно сказал Бондарь.
– Она… Она…
– Умерла. Вернее, погибла.
– Черт! Как это случилось? – Пальцы Пинчука принялись теребить бровь.
– Ее взорвали. Вместо меня.
Вкратце рассказав о событиях в «Пассаже», Бондарь, не давая собеседнику ни минуты на то, чтобы прийти в себя, поинтересовался:
– Вы ведь по-своему любили Милочку… гм, Милу. Зачем же было подкладывать ее мне в постель? Неужели вы настолько мне не доверяете?
– Подкладывать в постель! – Попробовав слово на вкус, Пинчук скривился. – Фу, Женя. Это звучит пошло. Похабно, я бы сказал.
– Звучит или выглядит?
Двадцатисекундная пауза, повисшая в салоне автомобиля, показалась обоим вечностью. Наконец Пинчук, взявшийся за вторую бровь, неохотно признал:
– Действительно, я попросил Людмилу проследить за ходом вашего расследования. Но не из-за недоверия, нет. – Ладонь Пинчука прижалась к груди. – Просто я решил, что коренная одесситка может быть полезна вам, приезжему.
– Она действительно меня здорово выручила, – саркастически усмехнулся Бондарь. – Зарегистрировалась в гостинице вместо меня. Погибла тоже вместо меня.
– Только не говорите мне, что последнее обстоятельство вас огорчает.
– Огорчает? Да я просто в бешенстве!
– Вот и славно, – сказал Пинчук. – Значит, теперь вы возьметесь за поиски моих врагов по-настоящему, с огоньком. А мой плащ оставьте, пожалуйста, в покое, Женя. Он здесь ни при чем.
Опомнившийся Бондарь убрал руки от чужих лацканов и покачал головой: