На семи ветрах
Шрифт:
Пришлось председателю коротко рассказать о том, как Федя Стрешнев самовольно угнал грузовик с удобрениями, как сорвал важное колхозное дело, как из-за него отобрали шофёрские права у Семёна Клепикова.
— Ну и правильно, что угнал! — вырвалось у Прохора Михайловича. — Да Федьке спасибо сказать надо, что он удобрения на сторону увезти не дал… Хватит тебе их транжирить!
— Это кто транжирит? — переспросил Фонарёв и, обернувшись к Григорию Ивановичу, потребовал, чтобы тот не позволял этому
— Ничего, ничего, пусть люди выговорятся, — остановил его Григорий Иванович. — Значит, накипело у них.
— Что же это, граждане? — взмолился Прохор Михайлович, обращаясь к собранию. — Теперь нам и слова не скажи. Как чуть не в бровь, а в глаз, так уж и ярлык клеят…
И собрание словно прорвало… Забыв, что они не у себя в бригаде, а в школе, колхозники заговорили о своих делах. И что это за порядки в артели? Земля тощает, а навоз и минеральные удобрения гонят куда-то на сторону. А разве это не транжирство!
И вообще как ведётся артельное хозяйство? Почему Фонарёв распорядился запахать все клевера и оставил скот без кормов? Родники прошумели на весь район, что в два раза перевыполнят план по сдаче мяса, а под нож пустили тощих, малорослых телят, которым бы ещё расти да расти.
Не за горами весна, сев, а в колхозе до сих пор не отсортированы семена. И неизвестно ещё, хватит ли семян, не придётся ли, как обычно, просить ссуду у государства. И почему председатель молчит обо всём этом, ни о чём не расскажет людям, не посоветуется…
— Да вы что, граждане? — развёл руками бухгалтер Иван Лукич. — О чём у нас собрание, собственно? О школьных делах или о Кузьме Егоровиче? Будто мы отчёт о его работе обсуждаем…
— Да, да, давайте закругляться! — закричали приятели Фонарёва.
— Председатель и без нас отчитается где положено…
— Обязательно отчитается, — подтвердил Григорий Иванович. — Люди обо всём знать хотят. Но не вредно и сейчас кое-что выяснить. — Он кивнул учительнице. — Слово просит Варвара Степановна.
— Собрание, конечно, о школе, — поднимаясь, негромко заговорила учительница. — Но и о родителях поговорить не мешает. Ведь это наше общее дело — ребят воспитывать. Вот вы, отцы и матери, чаще всего интересуётесь, как ваши дети учатся, какие у них отметки, успеваемость. А вот о том, какими растут ваши ребята, кто из них смел, честен, как в жизнь вникает, а кто труслив, ленив, прячется от всего — об этом вы почти не спрашиваете. Да и на себя редко оглядываетесь — как вы живёте, чему у вас ребята поучиться могут. А они не за каменной стеной живут, не за семью замками, а среди нас с вами и всё видят, понимают, всё жадно в себя впитывают и, конечно, ответа требуют: где тут доброе, светлое, а где старое, худое, с гнилью да червоточинкой?
— Вы бы не отвлекались, Варвара Степановна… — заметил Звягинцев. — Поближе к делу…
— Да, да… Я как раз и хочу об этом деле с родителями посоветоваться. — Учительница достала из папки ученическую тетрадь и помахала ею в воздухе. — Один из наших школьников написал вот это сочинение — о том, что увидел вокруг себя в колхозе, в жизни взрослых. И написал в полной уверенности, что он прав. Так как же поступить нам, учителям, — отмахнуться от такого сочинения, скрыть его или выяснить всё до конца?
— Да о чём сочинение-то? — нетерпеливо спросил кто-то из родителей.
— Сочинение небольшое. Если разрешите, я прочту его вслух, — сказала Варвара Степановна.
— Позвольте, к чему это? — шепнул ей Звягинцев.
— А что ж, послушаем, — раздались голоса.
Не обращая внимания на знаки Звягинцева, Варвара Степановна принялась читать сочинение.
С первых же строк оно вызвало живой интерес собрания. Когда речь зашла о проданном на сторону навозе, о брошенных под снегом машинах, раздались восклицания, что этот глазастый сочинитель как в воду смотрел.
— Горазд писака, горазд! Даёт жару, хорошую баньку устроил!
Но вот Варвара Степановна дошла до того места, где описывалось, как школьники нашли в Епишкином овраге целый клад минеральных удобрений.
Собрание притихло. Все обернулись к Кузьме Егоровичу. Тот сидел окаменевший и не сводил глаз с Варвары Степановны.
— Вы с ума сошли… Немедленно прекратите! — ожесточенно шепнул Звягинцев, наклоняясь к плечу учительницы, и той показалось, что он вот-вот выхватит у неё из рук тетрадку.
Варвара Степановна даже отклонилась немного в сторону и торопливо дочитала сочинение до конца.
— «…А теперь я догадываюсь, почему это произошло. Председатель колхоза Фонарёв в химию не верит, землю не любит, и минеральные удобрения для него одна морока. Вот он и разделался с ними по-своему. Со станции удобрения вывез, а в землю их внести то ли не захотел, то ли не успел. Дал команду, их и свалили в Епишкин овраг».
— Вот так сочинение! — раздались голоса.
— А мы в газете другое читали!
— Ты бы объяснил, председатель!
— Вы что, Варвара Степановна! — с трудом поднимаясь из-за тесной парты, глухо спросил Фонарёв. — Облаву на меня затеяли? Ловушки расставляете? Что это за писанина такая? Кто намаракал?
Немного помедлив, Варвара Степановна сказала, что сочинение написал Федя Стрешнев.
— Опять Федька! — ахнул Фонарёв. — Тогда оно и понятно. От кого-кого, а от Стрешневых добра не жди. А вы, значит, ребячьи сплетни подхватываете. Опозорить меня задумали. Хороши ж вы, учителя-наставники!..