На шаг сзади
Шрифт:
Он глянул на часы – половина одиннадцатого вечера.
26
К полуночи дождь прекратился.
Вдали, над Борнхольмом, вспыхивали зарницы, но гроза до Сконе так и не дошла. Валландер, дождавшись, пока упадут последние капли дождя, покинул освещенный прожекторами участок пляжа и пошел к воде, в темноту. За оцеплением все еще стояли какие-то любопытные, но, стоило немного отойти в сторону, берег был совершенно пустынным. Он оглянулся и, прищурившись, посмотрел
Валландеру надо было подумать. Попытаться представить себе ход событий и решить, что делать дальше.
После дождя в воздухе разлилась приятная свежесть. Запах гниющих водорослей исчез. Вот уже две недели стояла сухая и теплая погода. Наконец прошел дождь, но не похолодало. Ветер, поднявшийся перед дождем, совершенно стих. Прибоя почти не было. Он подошел к воде и помочился. Снова ему представились крошечные белые айсберги сахара, медленно дрейфующие в его кровеносных сосудах. Во рту у него пересохло, в глазах рябило – он догадывался, что уровень сахара повысился.
Но сейчас он ничего не может поделать. Потом, когда они наконец поймают убийцу, если, конечно, поймают, он всерьез займется своим здоровьем.
Если его до этого не стукнет инфаркт и он не умрет.
Он вспомнил, как пять лет назад он проснулся от внезапной и очень сильной боли за грудиной, и решил, что у него инфаркт. В больнице диагноз не подтвердился, но врач предупредил его, что надо уделять больше внимания своему здоровью. С тех пор он делал все, чтобы забыть это предупреждение.
Он посмотрел на море. Где-то вдали угадывался бледный отсвет огней корабля.
Тут он одернул себя – он полицейский при исполнении обязанностей.
Медленно бредя вдоль полосы прибоя, он прокручивал в голове цепочку событий. Он продвигался осторожно, шаг за шагом, чтобы ничего не пропустить, боясь потерять направление, что подсказывал ему невидимый компас. Он строил и отбрасывал версии, совмещая несовместимое, пытался поставить себя самого на место убийцы, ступать по его следу. Рюдберг утверждал, что любой убийца оставляет после себя невидимые следы, которые нужно уметь угадать.
Обычно они, эти следы, – решающие. У Валландера не было ни малейших сомнений: вышедший из моря человек с полосатым полотенцем – именно тот, кого они ищут. Это он был в национальном парке, стоял за деревом. Это он потом посетил квартиру Сведберга. И это он несколько часов назад вышел из моря. В песке на пляже он предусмотрительно спрятал оружие. Поставил в укромное место машину.
Обо всем этом он уже говорил с коллегами, несколько раз подчеркнув, как важно, чтобы люди, которых они опрашивают, знали, что им надо вспомнить.
Этот человек уже был здесь как минимум один раз. Может быть, и больше. Уже сидел на том же самом месте и копал яму в песке. Это, конечно, могло быть ночью, и даже скорее всего ночью, но могло быть и днем. Надо разузнать о нем как можно больше. Рост. Походка. Все важно.
Где– то же он есть, думал Валландер. Наружное наблюдение должно сочетаться с анализом. Если мы не найдем его на улице, мы обязательно найдем его где-то в наших бумагах, в этих кипах документов, которые растут с каждым днем.
Где– то он есть.
Он попробовал следовать самой простой логике. Очевидно, что они ищут одного человека. Ничто не указывает на то, что убийц несколько. Очевидно, что он хорошо информирован – о своих жертвах, об их привычках, об их секретах. В первую очередь об их секретах. Валландер уже попросил коллег в Мальмё осмотреть ателье Рольфа Хаага. Как молодожены его нашли? Как договорились о месте съемки? Где-то прячется та решающая деталь, ниточка, потянув которую можно все распутать Да, одно они уже поняли – преступник знает о жертвах все. Но где он получает эту информацию? И что им движет? Ясно, что убийство в парке и здесь, на берегу моря, похожи друг на друга как две капли воды – и тут и там люди в необычных нарядах. А что еще? Это было очень важно. Что общего у Турбьорна Вернера и Малин Скандер, допустим, с Астрид Хильстрём? Этого они пока не знали. Но скоро будут знать.
Валландер чувствовал, что он очень близок к решению. Близок – да, но решающий шаг ему никак не удавался. Объяснение наверняка очень простое. Настолько простое, что я его не вижу. Это как искать очки, которые уже сидят на носу.
Он медленно пошел назад, на свет прожекторов. Сейчас он думал о Сведберге. Кто этот человек, которого Сведберг впустил в квартиру? Кто такая Луиза? Кто писал открытки из разных концов Европы? Что ты знал об этом, Сведберг? Почему ты ничего мне не сказал? Мне, тому, кто, если верить Ильве Бринк, был твоим лучшим другом…
Он резко остановился. Этот вопрос гораздо важнее, чем он считал раньше. Почему Сведберг никому ничего не сказал? Этому могло быть только одно объяснение. Сведберг надеялся, что его подозрения неосновательны. Или боялся, что, если он с кем-то поделится, выплывет истина…
Сведбергу ничего другого не оставалось. И он оказался прав – его страх был обоснован. Поэтому его и убили.
Валландер подошел к оцеплению. Публика все еще не расходилась, обсуждая эпилог разыгравшейся здесь трагедии, которой они не застали.
Валландер подошел к дюне – там стоял Нюберг и записывал что-то в блокнот.
– Следы у нас есть, – сказал Нюберг. – Или, лучше сказать, отпечатки ног. Стрелявший был босиком.
– Что ты видишь?
Нюберг сунул блокнот в карман.
– Фотографа он застрелил первым, – сказал он. – В этом у меня никаких сомнений нет. Пуля вошла в затылок под тупым углом. Значит, он в момент выстрела стоял к нему спиной. Если бы он вначале выстрелил в кого-то из молодых, фотограф, естественно, повернулся бы на выстрел, и пуля вошла бы спереди.