На школьном дворе. Приключение не удалось

Сотник Юрий Вячеславович

— А чем вы объясните, что Бурундуку все сходит с рук?

— Чем? Да объяснить легче легкого: с заврайоно Лыковым их водой не разольешь, с редактором Бурундук тоже в приятельских отношениях, а более мелкая сошка, — Мокеев ткнул большим пальцем себе за спину, — вон вроде Хмелевых, например, — они Бурундуку пятки лижут. Вот их сынок в шестой класс почти на одних пятерках перепрыгнул, а моя на тройках еле переползла. Так что непробиваемая стена.

— А в райком вы не обращались? — спросила Инна.

— В райком! — Мокеев закашлялся. Он вспомнил, как райком обсуждал его персональное дело в связи с злоупотреблением служебным положением, вспомнил, как был рад, что отделался лишь строгим выговором. — В райком, вы знаете, я не обращался. Секретари и так завалены работой, а кто поменьше, дела не решит. После упоминания о райкоме интерес к разговору у Мокеева сразу упал, и он поднялся. — Ну, знаете ли… мне пора. Приятных вам сновидений.

Он свернул за угол и исчез. Инна тоже пошла домой. Был уже одиннадцатый час, но Ленька все еще отсутствовал. Когда Инна выразила по этому поводу удивление, Полина Александровна засмеялась:

— Да у нас во время каникул для них свобода. Взрослые раньше ложатся, потому что на работу вставать, а они гоняют, пока ноги не отвалятся. Вы, перед тем как свет зажечь, окно закройте, а то комары налетят.

Глава XVIII

Ваня Иванов сидел на лавочке с Томкой Зыряновой. Они не присутствовали при разговоре на школьном крыльце, и подбежавший Ленька сообщил им о страшной угрозе, нависшей над школой, о том, что наврали Демьян с Альбиной про Акимыча и о том, как Луиза уговорила Леньку поддерживать эту «святую ложь». Ваня помолчал немного, потом сказал:

— Надавать бы вам по шее за вашу «святую ложь».

Томка вступилась за ребят, сказала, что, по ее мнению, они действовали вполне разумно, и Ваня обернулся к ней.

— Тебе природа мозги дала?

— Ну, дала. Чего ты орешь?!

— А если дала, так ты ими наперед думай, а потом языком болтай. — Иванов похлопал себя пальцами по лбу. — Ведь понимать же надо: ну, добились они своего, опорочили Акимыча, и эта тетка решила за него не выходить… Так она вернется к себе и на весь город растрепет, что директор такой-то школы — алкаш да еще и ненормальный. И такие слухи могут до начальства областного дойти… Мало что ли у Акимыча было неприятностей из-за Ленькиной ноги и Луизиного папаши?

— Ладно, Вань… — сказал Хмелев. — Что они наврали, того уж не вернешь. А как же теперь нам действовать?

— Эта самая… Кстати, как ее зовут?

— Инна Сергеевна, — ответил Леня и снова почувствовал какую-то непонятную тревогу.

— Выгнать ее надо, — жестко сказал Иванов.

— А как?

Иванов вдруг поднялся.

— Ждите здесь. Я для начала кое-что придумал.

Ждать пришлось недолго. Минут через пять он вернулся с листом бумаги, на котором кое-как был намалеван череп и скрещенные кости.

— Вот! Я по углам живицей намазал. Кто пойдет и к ее окну приклеит?

Хмелев замялся, а Томка закричала:

— Я! Я наклею. Только пойдемте со мной, я капроновый чулок на голову надену.

Надо сказать, что после известной вам «операции» капроновые чулки вошли в моду среди учеников Бурундука, особенно в младших классах. Пользуясь ими, ребята нападали друг на друга из засады, обстреливали «врагов» шишками, а иногда и лупили кого-нибудь, если считали, что он этого заслуживает.

В углу комнаты Инны справа от окна стоял маленький столик, накрытый чем-то вроде скатерти. Задернув белую занавеску и включив свет, Инна вынула из своего чемоданчика большой блокнот. Ее с момента прибытия в Иленск так и тянуло записывать, что говорят о Бурундуке, но она не делала этого ради конспирации. Теперь она сидела за столиком перед раскрытым блокнотом, но работала очень медленно; она старательно припоминала, что сказал Демьян, что добавила Альбина, что говорили ее другие собеседники, и лишь припомнив почти дословно ту или иную фразу, Инна ее записывала.

Вдруг Инне послышался какой-то негромкий шум за окном — то ли шорох, то ли царапанье. Потом отчетливо дрогнула оконная рама. Инна вскочила, отдернула занавеску и при свете летней ночи увидела, как от окна отпрянула небольшая фигурка с головой, обтянутой черным чулком. Фигурка быстро исчезла из поля зрения, но Инна успела заметить, что это несомненно девчонка: на ней была пестрая юбка и серая кофта. К стеклу был приклеен лист писчей бумаги с намалеванным черепом и скрещенными костями.

Желая узнать, что это значит, Инна вышла в коридор. За дверью Полины Александровны было тихо, и в щель под дверью не пробивался свет. Значит, хозяйка спала. Выйдя на крыльцо, Инна увидела распахнутую настежь калитку. Она подошла к своему окну и отлепила от стекла бумагу с черепом.

Инна вернулась в дом, захлопнула входную дверь английским замком, заперла на крючок дверь своей комнаты и снова села за столик, чтобы продолжать свои записи. Однако она то и дело посматривала на лежащий рядом лист с черепом, намалеванным отнюдь не рукой мастера.

Череп и скрещенные кости, размышляла она. Это же символ угрозы. Наклеила рисунок на стекло девчонка, притом Инне совсем незнакомая. Выходит, ее за что-то возненавидели местные дети. А за что? Чем она перед ними провинилась за эти несколько часов?

Вдруг Инна подумала: а ведь Лени-то до сих пор нет в доме! Неужели и он принимал участие в истории с черепом?! А может быть, он вернулся, когда она разговаривала с Мокеевым?

Инна снова вышла в коридор и подошла к небольшой Лениной комнате, но за ней было тихо и ни в одну щелочку не пробивался свет. Инна осторожно постучала.

— Кто там? — послышался сонный голос. Инна слегка толкнула дверь, и тут же она открылась. В полумраке белой ночи Инна увидела Ленькино лицо на подушке, точнее — лишь половину его, потому что он натянул одеяло себе на нос. Впрочем, увидев Инну, он сдернул одеяло до подбородка.

— Инна Сергеевна, вам чего? — спросил он слабым голосом только что разбуженного человека.

— Извини, Леня, я не туда попала. Спи! Спи! — прошептала Инна и удалилась.

Она не знала, что Ленька, проследив за тем, как Томка Зырянова приклеила рисунок к стеклу, пробрался окольными путями на огород, а оттуда к себе в окно. Не зажигая света, он быстро разделся и нырнул под одеяло.

Сконфуженная Инна вернулась в свою комнату. Она чувствовала себя разбитой, но все же занесла в блокнот разговор с Мокеевым и странный эпизод с мрачным рисунком, прежде чем улечься спать.