На школьном дворе. Приключение не удалось
Шрифт:
— Я на свою старую квартиру. Я там тарелку забыла. Это еще мамина тарелка. От старого сервиза дедушки осталась. Мама ею очень дорожила.
— Ядвига Михайловна, вас проводить? — предложила Надя.
— Благодарю! Я теперь в пространстве кое-как научилась ориентироваться. А вот со временем у меня что-то не получается. Путаю день с вечером, обед с ужином. Словом, не та уже голова.
И она пошла со двора, опираясь на палку, слегка опустив голову и улыбаясь каким-то своим мыслям. Все молча смотрели ей вслед, а когда она скрылась за углом, тетя Валя сказала:
— Вот так-то!
— Это почему — уготовили? — хмуро спросил Иванов.
Тетя Валя постукала себя пальцем по лбу.
— А ты сам сообразить не можешь? Разве пойдет она за Акимыча, когда про него такого наговорили?
И пьяница он, и не в своем уме, просто чудо, как его в директорах держут! Она первым же рейсом отсюда махнет.
— Ну и пусть, — сказала Надя. — Акимыч завтра другую найдет.
Это замечание так взъярило тетю Валю, что она приподнялась, но тут же снова села.
— Надежда! — почти закричала она. — Ну, вокруг тебя дети, ребята… Но ты-то, ты! Ты ведь без пяти минут невеста! Тебе бы уж пора разбираться!
— В чем разбираться? — буркнула Надя.
— В людях! Ну, ты пойми, что Акимыч за человек! Сколько женщин на него заглядывались, а он на них и смотреть не хотел. А уж если приглянулась одна, так уж это на всю жизнь. Думаешь, если она улетит, так он на другой женится? Нет, матушка, таких людей однолюбами зовут. Теперь останется бобылем до самой старости. Как Ядвига Михайловна. — Тут тетя Валя протянула указательный палец в сторону Альбины и Демьяна. — И все это вы сделали: решили судьбу человека, который на вас столько сил положил.
Круглоголовая, с короткой светлой челкой Альбина тихо заплакала, а довольно косматый Демьян прикусил нижнюю губу, чтобы не последовать ее примеру.
Внезапно в разговор вмешалась Томка Зырянова:
— Тетя Валя! Ну зачем вы людей зря расстраиваете?! У Ядвиги Михайловны из родни никого нет, а у Акимыча — сестра.
— «Сестра»! — передразнила ее тетя Валя. — У сестры кто всегда на первом месте? Муж да ребята собственные. Престарелому брату она-то будет помогать, это, конечно, да только так, как мы Ядвиге Михайловне помогаем. А вот жена, если она настоящая, она с мужем до гроба не расстанется.
И тут Надя вдруг переметнулась на сторону тети Вали. Она сузила глаза, не вставая со ступеньки, всем корпусом подалась в сторону Альбины и Демьяна и загремела на весь двор:
— Ну, что? Добились своего, да?! Испортили жизнь человеку, да?! Ну, вот теперь радуйтесь, радуйтесь, хвалитесь перед всеми! А что он вам сделал худого, Акимыч? Ну, что?
Альбина завыла тоненьким голоском и поплелась к воротам, Демьян заплакал молча и побрел в противоположную сторону. Скоро она скрылась за одним углом, а он — за другим.
Глава XXII
Между двенадцатью и часом Луиза, Юра и Ленька подошли к дому Хмелевых, продолжая обсуждать план действий. Прежде всего Чебоксаров узнал, в какое из окон (все они были сейчас закрыты) ему предстояло залезать. Затем Леня предупредил, что дорожка, ведущая от калитки к дому, хорошо просматривается с веранды и по ней Юре идти не стоит. Он указал Чебоксарову дыру в штакетнике, где не хватало трех планок. Сквозь нее можно было свободно пролезть и без всякой опасности подобраться к окну. Потом договорились о сигнале, который должен был известить Чебоксарова о том, что плацдарм подготовлен. После этого Чебоксаров перешел на противоположный тротуар и стал прохаживаться в стороне от дома Хмелевых. Луиза пошла домой.
С большой тоской на душе Леня отпер дверь веранды и вошел в пустой дом. Полина Александровна дежурила сегодня в аэропорту и там же обедала. В такие дни Хмелев сам разогревал приготовленный накануне обед, затем мыл посуду. Сегодня он должен был угощать обедом Инну Сергеевну, предварительно подготовив плацдарм для Юрки. Этим Леня попытался заняться сразу, не теряя времени. Он подергал ручку двери в комнату Инны, но та оказалась запертой. Выходило, что подготовкой плацдарма придется заниматься, когда в доме будет «эта самая». Леньку охватила еще большая тоска.
Выйдя на веранду, он увидел, что перед его калиткой стоит Луиза, что-то жует и вертит золотоволосой головой то вправо, то влево, напоминая синицу, которая схватила что-то вкусное и теперь поглядывает, как бы ее самое не сцапали. Леня подошел к ней.
— Уже пообедала? — сказал он уныло.
— Ага, — Луиза перестала жевать. — Что, не пришла еще?
— Не…
Маячивший в стороне Чебоксаров похлопал себя по запястью левой руки, где обычно носят часы: мол, пора бы уже, почему так долго?
Леня в ответ только плечами пожал. И тут Луиза, взглянув налево, вдруг шепнула:
— Идет!
Она мгновенно отошла от калитки, а Ленька побежал в дом. Там он зашел в кухню, взял стопку тарелок и вышел в коридор, который вел на веранду. Услышав шаги на ступеньках, он выбежал со своими тарелками и очутился на веранде одновременно с Инной.
— Здрасте, Инна Сергеевна! Мы как, сейчас обедать будем или погодим?
— Не погодим, а подождем. Перед обедом обычно руки моют.
Ленька весь напрягся.
— А я… а я, между прочим, уже руки вымыл, — с истеричной веселостью провозгласил он, — и вообще как следует умылся, именно как следует, потому что жара…
— Ну и молодец, — сказала Инна.
Ленька почти не дыша следил, как она вынула из белой сумочки ключ, открыла дверь и исчезла за ней. Он бросился на веранду, расставил тарелки на столе и принялся смотреть в коридор. Инна задержалась в комнате дольше, чем Хмелев предполагал. Но вот она вышла с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. Вместо брючного костюма на ней был теперь короткий пестрый халатик. Пропустив Инну мимо себя, Ленька стал следить за ней сквозь стекла веранды. Он увидел, как Инна повесила полотенце на сучке рядом с умывальником, положила мыльницу на полочку, прибитую к сосне, но умываться она не стала, а направилась к деревянной будочке в дальнем углу двора. Ленька возликовал: на какую-то минуту у него прибавилось времени. Он вбежал в комнату Инны.