(На)следственные мероприятия
Шрифт:
Узкий коридор вполне мог обвивать собой по периметру весь ближайший квартал, потому что мы шли, казалось, невыносимо долго. Наверное, это был один из нескольких сотен потайных ходов, и куда на самом деле он выводил, оставалось только гадать: помещение, в конце концов распахнувшее перед нами двери, своими размерами было едва ли меньше стадиона.
Огромное пространство, погруженное в мутный мрак. Кое-где по нему двигались тени, едва отличимые от фона лишь в те моменты, когда приближались к редким источникам света – полоскам ламп, оконтуривающим столы. За многочисленными столами, как можно было понять, располагались люди, но ни их фигуры, ни
– Ваше место, сеньора. – Возникший из мрака человек, одетый, как официант, подвел нас к еще не занятому столу.
Кресло рядом с этим предметом мебели стояло, разумеется, одно. Для главаря, так сказать. Но меня это устраивало более чем: появлялась возможность беспрепятственно сохранять дистанцию, околачиваясь у другой стороны стола.
Если присутствующие и переговаривались между собой, то в пространстве зала любые звуки, похоже, таяли почти сразу же, как слетали с губ. Видимо, облицовка мебели и прочего хлама была шумопоглощающей – для пущего сохранения конфиденциальности. Впрочем, на столе присутствовало устройство, с помощью которого, видимо, можно было легко донести свое мнение до сведения остальных. При специально нажатой клавише. Забавное сочетание: иллюзия анонимности и одновременно четкая привязка человека к его словам. Да, те, кто сидит в этом зале, не видят лиц друг друга, но имена явно знают. Думают, что, скрывая лица, могут скрыть мысли и намерения? Ну флаг им в руки, как говорится. Пусть тешат себя надеждами.
Прошло еще несколько скучно тянущихся минут, в течение которых мы тоже не разговаривали: инфанта была для этого слишком перепугана официальностью происходящего и поглощена совсем другими размышлениями или, вернее, бессвязными мечтами, судя по отсутствующему выражению ее лица. А в обществе молчащей сеньоры и ее верным слугам было негоже открывать рты.
В один прекрасный момент в зале стало еще тише, чем это казалось возможным, а потом получилось почти как в одной священной книге. И сказал он: «Да будет свет!», и стал…
Конечно, никакого приказа включить освещение не прозвучало, но воображение охотно и щедро дополнило реальность, когда одна из ламп вдруг загорелась ярче остальных. Так ярко, что до мельчайшей детали осветила лицо да и всю фигуру человека, вставшего из-за стола примерно в двадцати метрах от нас.
Он был явным сородичем Амано: те же характерные черты, то ли нарисованные тушью на шелке, то ли вырезанные из дерева. Волосы, обильно тронутые сединой, морщины, прорезавшие благородный высокий лоб, прямая линия бровей и параллельно ей – такая же непреклонная линия губ. И одет этот пожилой человек был соответствующе стране своего происхождения или происхождения его предков, в элегантный до странности халат, именуемый «кимоно». Не только в него, конечно: ткани на старике было наверчено много. Намного больше, чем потребовалось бы на комплект постельного белья. И как он только во всем этом не путается? Мой единственный опыт знакомства с японской национальной одеждой закончился настолько неприятными последствиями, что повторять не хотелось.
– Сердечно приветствую вас, господа и дамы, и приношу самые искренние извинения за то, что вы собрались здесь
Ответом оратору послужило уважительное молчание, и тот, в свою очередь выдержав благодарную паузу, продолжил:
– Я позвал вас, чтобы попросить о помощи.
Теперь зал слегка загудел: видно, старикан принадлежал к числу тех людей, кто скорее эту самую помощь оказывает, а не нуждается в ней.
– Я прибыл сюда, чтобы участвовать в официальных мероприятиях, предусмотренных нашим Кодексом, но не только. Я хотел познакомиться со своим родственником, которого никогда не видел. Со своим внуком.
Меня начали терзать смутные сомнения, но окончательно они оформились в потрясение, конечно, только когда на многочисленных экранах, расставленных по залу, появились снимки капитана Сэна.
– Но мой внук исчез в неизвестном направлении. И у меня есть все основания считать, что это похищение.
Где-то справа от меня ойкнула инфанта. Этот звук вряд ли улетел за пределы нашего стола, но я, благодаря системе связи, получил достаточно полное представление об охватившем девочку ужасе.
– Я прошу вашей помощи, братья и сестры. У вас много людей в подчинении, у ваших людей много их людей… Кто-то должен был что-то видеть. Я с радостью приму каждую крупицу информации, которую кто-нибудь сможет мне предоставить. А тот, кто сделает это в течение часа, будет щедро вознагражден.
Оживление в зале усилилось.
– Я все сказал. Вы знаете меня. Тору Ишикава всегда держит свое слово.
Началось шевеление: видимо, представители кланов отправляли своих гонцов на поиски донесений, из чего можно было заключить, что дедушка Амано являлся не самой последней шишкой в здешнем обществе. А поскольку такой шанс глупо было терять, я тоже повернулся к Диего:
– Тащи его сюда как можно скорее!
– Прямо сюда? – уточнил телохранитель, приготовившийся к старту.
– Найди машину, любую, какая подвернется, только бы багажника хватило. Чур «хэдж» не трогать, я в нем уже обжился! Припаркуешь поблизости и дуй к нам. Часа тебе хватит?
– За глаза! – подтвердил Диего, скрываясь во взбудораженной темноте.
– Что же теперь будет? – срывающимся шепотом спросила Элисабет.
– Полагаю, воссоединение семьи, – предположил я.
– Но если этот почтенный человек узнает, что его внука похитили мы… Ты ведь не скажешь ему, правда?!
– Скажу. Обязательно.
Она снова ойкнула.
– Не бойтесь, сеньора миа. Здесь вас никто не обидит.
– Ты не справишься с ними со всеми, – всхлипнула инфанта.
– А мне и не надо. Достаточно победить одного. Вот его, – кивнул я в сторону стола старика-японца.
– Он очень влиятельный человек. И очень сильный. Его уважают все кланы.
Оно и видно. Вон как забегали!
– И если он скажет хоть слово против… Если даже просто посмотрит… Мы не выйдем отсюда живыми.
– Не думайте об этом. Ваша забота – не оставаться в живых, а править своими подданными.
– Я не боюсь, – сказала инфанта уже намного тверже. – Я правда не боюсь того, что меня убьют. Диего только будет расстроен. И…
Тут она замолчала, но слов и не требовалось: понятно, кого еще не обрадует преждевременная кончина юной красавицы.
– Отставить мысли о смерти! У меня еще ни один клиент не умирал, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы не начинать послужной список с вас.
– Я не боюсь, – упрямо повторила Элисабет, то ли убеждая себя саму, то ли удивляясь собственной смелости.