На службе Отечеству
Шрифт:
Вскоре мы уже осваивали свое новое жилье. Меня больше всего занимает мысль: зачем нас с такой поспешностью доставили в Новороссийск? От этого зависит, насколько прочно мы должны здесь обосновываться.
Вечером все проясняется. Нас, командиров и политработников, вызвали на совещание в штаб полка. С шумом рассаживаемся в просторной комнате двухэтажного кирпичного здания. Слышатся взаимный приветствия. Мы с Митрофаном Васильевичем с любопытством всматриваемся в лица командиров. Со многими из них мы встречались в запасной стрелковой бригаде.
Распахнулась дверь. Через порог, звякнув шпорами, шагнул командир полка майор Георгий Иванович Андреев. За ним - батальонный
Когда в комнате установилась тишина, Андреев привычным движением провел по лицу, словно стер с него усталость, и начал знакомить нас с предстоящей задачей: мы должны участвовать в морском десанте. О вре;мени и районе высадки будет сообщено, как заявил Андреев, "в свое время".
Потом начштаба Мансырев ознакомил нас с распорядком дня. Заниматься предстоит по четырнадцать часов, причем больше ночью.
Когда все вопросы были обговорены, неторопливо поднялся батальонный комиссар Трофимов. Наклонив голову, словно силясь вспомнить что-то, он с минуту помолчал, затем окинул взглядом собравшихся:
– Товарищи командиры!
– Комиссар говорит негромко, но его хорошо поставленный голос отчетливо слышен даже в самом дальнем углу.
– Из указаний командира и начальника штаба нетрудно понять, что полку предстоит чрезвычайно сложная задача. В морском десанте у нас никто не участвовал, хотя большинство бойцов и командиров уже побывали в море, хлебнули, как говорится, соленой водицы. Следовательно, необходимо настойчиво готовиться к десантированию. Мы должны денно и нощно помнить, что 157-я стрелковая дивизия, в которую влился наш полк, уже познала радость первых побед над фашистскими захватчиками в сентябре на подступах к Одессе. Она с честью пронесла свои знамена через жестокие бои в Крыму. Так давайте же не пожалеем сил, чтобы заслужить право гордиться боевыми делами дивизии, как гордятся ими ее ветераны.
После совещания капитан Николаенко распорядился представить ему к трем часам ночи на утверждение ротные расписания занятий. По дороге в роту мы гадаем: куда нам предстоит высаживаться? В конце концов сошлись на том, что все-таки направят нас на помощь героическим защитникам Севастополя.
Наутро во всех взводах начались занятия. Мы учим бойцов стремительным атакам на укрепленные опорные пункты, обучаем их тактике боя в городе. Политрук при помощи местных властей раздобыл несколько рыбацких лодок, и мы провели высадку на берег при довольно мощной накатной волне. Не обошлось без происшествий: одна лодка перевернулась, и бойцы оказались в ледяной воде. Зато с каждой высадкой уменьшался страх перед грозной морской стихией и росла уверенность, что скоро мы будем в Севастополе. Бойцы спешат поделиться этой новостью с родными. С нетерпением ждут ответные весточки из дома.
Письма! Сколько радости и горя приносят они бойцам, особенно тем, чьи семьи остались на временно оккупированной врагом территории. Как завидуют они бойцам, которым почтальон вручил заветное письмецо, и как ворочаются с боку на бок, и не спят, несмотря на усталость, и вздыхают тяжко, и жалобно зовут кого-то, если удается забыться в мимолетном сне.
Нетрудно представить, с каким волнением вскрывал я долгожданное письмо из родной Стеклянки. С жадностью читаю слова, написанные сестренкой Машей, и вдруг словно иглой пронзает сердце: под Москвой погиб Михаил!
Я смотрю на расплывшиеся от слез строчки и не верю своим глазам. Сестренка написала, что отец, прочитав похоронку, оседлал коня и ускакал в район. Вернулся поздно вечером, сказал маме, чтоб собрала продуктов на дорогу. Через две недели получили от него письмо, в котором он сообщил, что едет на фронт. Больше вестей от него не было.
Когда я дочитал письмо, на моем лице, видимо, отразилось такое страдание, что Митрофан Васильевич воскликнул, впервые назвав меня по имени:
– Что стряслось, Александр?!
Молча протянул письмо. Быстро пробежав его, Абраменко тяжело вздохнул:
– Мужайся, Александр!
Смерть брата, отсутствие вестей от отца вывели меня из равновесия. Допоздна просидел я, уткнувшись в расписание занятий, с трудом вникая в смысл написанного.
Мои детские годы неразрывно связаны с братом Михаилом. В деревне, когда взрослые с утра до позднего вечера заняты в поле, старший брат или сестра были для малолетних нянькой. Михаил таскал меня за собой повсюду: на игрища со сверстниками и на рыбалку, по грибы и даже воровать горох на чужом поле. Однажды, напав на грибное место, он так увлекся, что забыл, где оставил меня. В отчаянии бегал по лесу та, чем больше волновался, тем дальше уходил от меня, л потому не слышал моих жалобных призывов. С ревом прибежал он домой и рассказал о случившемся. Отец, мать, все родственники и соседи бросились на поиски. Лишь под утро случайно наткнулись на меня, сладко спавшего на густом мягком мху. С той поры, к моему величайшему огорчению, родители стали брать меня и сестренку с собой в поле.
В школьные годы я снова был неразлучным спутником Михаила, который старался развить во мне смелость и ловкость. Он никогда не вступался за меня. И, утирая мой разбитый нос поделом рубахи, приговаривал: "Ничего, за битого двух небитых дают. Ты нюни не распускай, умей постоять за себя".
Я самозабвенно любил брата. Зная его смелый и решительный характер, с нетерпением ждал вестей о его подвигах на фронте, а он в первом же бою был наповал сражен пулеметной очередью.
"Эх, Миша, Миша, - повторял я мысленно, - наверное, ты лез напролом, а на войне одной безрассудной смелостью не возьмешь - нужны точный растет, выдержка и хорошая боевая выучка".
В комнату шумно ввалился лейтенант Соловьев, балагур и насмешник, с которым мы очень сдружились в последнее время.
– Привет, пяхота, - насмешливо окликнул он командиров взводов, работать лень, а есть охота!
Удивившись, что присутствующие хмурятся и не реагируют на его шутку, он сел и внимательно посмотрел на меня:
– Что с тобой, Ляксандр? На тебе лица нет. Как же я поведу тебя к медсанбатовкам на свидание? Прогонят.
– Пойдем-ка, Вениамин.
– Митрофан Васильевич слегка коснулся плеча лейтенанта.
– Не мешай командиру.
– И, выталкивая его за дверь, сердито буркнул: - Горе только рака красит, а у командира горе, и не приставай ты к нему с шуточками.
Через час Вениамин тихо проскользнул в комнату, осторожно присел рядом со мной и поставил на стол алюминиевую фляжку:
– Прости, дружище, не знал я.
– Не получив ответа, он собрал с подоконника жестяные кружки и, плеснув в них понемногу из фляжки, предложил: - Давай, Александр, помянем, как полагается, твоего брата и всех павших в боях... Присоединяйтесь, друзья, - пригласил он Митрофана Васильевича и командира первого взвода лейтенанта Афанасия Украинцева и, подняв кружку, проникновенно сказал: - Пусть земля им будет пухом! Вечная память павшим в боях за Отчизну!