На службе зла. Вызываю огонь на себя
Шрифт:
Но у люфтваффе не было «летающих крепостей», и город на Неве пострадал сравнительно мало. По крайней мере дома, а не жители. В Берлине тысячи людей разгребали завалы. Искали тела близких, вещи — кто знает?
Если сравнивать с более ранним периодом, концом тридцатых, столица деградировала так же, как и немецкий предводитель. Большинство уцелевших магазинов закрыто. Окна квартир растресканы и заклеены бумагой. Не работают светофоры. Практически нет рекламы. На тротуарах и проезжей части выбоины — то ли следы бомб, то ли просто от времени и отсутствия ремонта.
Разве что пешеходы одеты получше,
Дениц встретил их в Гамбурге.
— Лодки ждут в Норвегии, мой фюрер.
Никольский увидел, как серая физиономия Гитлера скривилась. Вдобавок к своим многочисленным фобиям он последнее время не любил летать. Дениц также почувствовал неудовольствие вождя.
— Союзники постоянно бомбят Гамбург и другие базы Кригсмарине. Вильгельмсхафен разрушен полностью. Лодки подготовлены на секретной базе с огромными трудностями. Ночной перелет вполне безопасен, мой фюрер. По крайней мере от берегов Норвегии вы сразу отправитесь в Атлантику и минуете скопления противолодочных сил. Северное море кишит британскими и американскими кораблями.
— Я верю тебе, Карл. Скоро рейхсканцелярия объявит меня мертвым и огласит политическое завещание, — тут Гитлер закашлялся на свежем морском воздухе после искусственной атмосферы бункера и бронированного автомобиля.
— Назначаю тебя президентом Третьего рейха. Ты — единственный, кто может управлять страной в критическое для нее время.
— Это большая честь. Спасибо, мой фюрер!
Худое преданное лицо адмирала не выразило радости, что в кои-то веки он становится главой государства. Никольский читал, что после биржевого краха 1929 года руководители крупнейших обанкротившихся банков и предприятий пихали в чемодан оставшиеся деньги, назначали директором мелкого клерка, а сами сбегали в неизвестном направлении. Кредиторы и полиция рвали таких клерков на куски. Аналогичную роль Гитлер уготовил верному Карлу. О каких чести и доверии может идти речь? Дениц прекрасно понимал ситуацию, принимая ее как должное. Нет сомнения, что он продолжит сопротивление до конца.
При чудовищных просчетах в управлении страной нельзя не уважать фюрера за умение вырастить и поставить на службу целую когорту людей, подобных Деницу и Кальтенбруннеру, готовых прикрыть обанкротившегося вождя и продолжать безнадежное дело, чего бы оно ни стоило. Дениц как командующий флотом вряд ли может быть обвинен в военных преступлениях — на войне как на войне, и он просто выполнял приказы. Зато начальник Главного управления имперской безопасности и обергруппенфюрер СС обречен на верную гибель.
Поздно вечером трехмоторный «Юнкерс-352» принял беглецов на борт. Только сейчас Никольский рассмотрел, кто удостоился эвакуации в Антарктиду. При всем богатстве выбора из полководцев, ученых, палачей, педагогов, спортсменов, деятелей культуры и бизнеса рейха Гитлер с Борманом взяли только свою личную свиту: врачей, поваров, адъютантов, секретарей, охранников и, естественно, посланника высших сил общей численностью двадцать душ. В хвостовой части «Юнкерса» эсэсовцы разместили восемнадцать контейнеров с самой важной частью
«Юнкерс» крался на малой высоте, поэтому его нещадно мотало. Сверху барражировала четверка истребителей. Фюрер предпочел бы для охраны перелета в Норвегию привлечь до полусотни уцелевших машин ПВО. Его с огромным трудом убедили, что в Гамбурге их сложно собрать, да и перелет такой группы привлечет ненужное внимание.
Над Норвегией погода испортилась. Обходя грозовой фронт, пилоты транспортника потеряли визуальный контакт с сопровождением. Удачная посадка в полумраке и в дожде показалась чудом. Хоть оно и не принято в военное время, на земле врубили полную иллюминацию вдоль полосы, рискуя схлопотать авианалет. Но союзники в ненастье предпочитали не летать.
Истрепанный болтанкой и рвотой, фюрер с удовольствием ощутил под ногами надежный бетон. Сфокусировав мутный взгляд на Никольском, заявил:
— Высшие Неизвестные продолжают благоволить мне.
Секретная база оказалась совершенно замаскированной и невидимой с воздуха. Под влажными бетонными сводами эллинга темнели три длинных силуэта с высокими горбами рубок. Гитлера, обессилевшего от переездов и перелета, охранники буквально принесли на руках, поэтому на передний план выдвинулся Бульдожка. Его опознал и двинулся с докладом щуплый круглолицый моряк, который отрекомендовался как командир конвоя и лодки U-4917 капитан цур зее Гюнтер Прин. Он представил командиров двух других субмарин — фрегаттен-капитана Гюнтера Зейбике и корветтен-капитана Асмуса Клаузена.
— Доложите о мерах секретности, — буркнул Борман.
— Абсолютные, рейхсляйтер. Лодкам присвоены номера, не числящиеся в Кригсмарине. Экипажи составлены из подводников, считающихся погибшими. Никто, кроме командиров, не знает о цели похода, хотя оба экипажа семерок были в Новой Швабии в ходе операции «Валькирия-2».
В это время охранник и врач подтянули фюрера к пирсу. С трудом узнав в серой развалине вождя нации, Прин щелкнул каблуками и вторично отрапортовал:
— Мой фюрер! Конвой готов к выходу в море.
Штурмбаннфюрер, фамилии которого Никольский не запомнил, оставил висеть тело на Теодоре и подошел к командирам.
— Капитан, мне необходимо осмотреть место размещения фюрера на борту.
— Прошу вас, — капитан цур зее повернулся и приказал офицеру проводить эсэсовца на борт.
Никольский тут же попросился с ними.
— Успеете насмотреться на нашу берлогу, — усмехнулся старпом и, отстранив часового на рубочном мостике, нырнул в люк, откуда спустился в дышащее теплом, солярой и смазкой чрево корабля. Никольский и штурмбаннфюрер проследовали за ним.