На службе зла
Шрифт:
15
Where’s the man with the golden tattoo?
Как и предвидел Страйк, поездка на «мини», как ни регулируй сиденье, обернулась сущим мучением. На педаль газа приходилось давить левой ногой, а это требовало неловких акробатических телодвижений в весьма ограниченном пространстве. Только вырвавшись за пределы шотландской столицы и встав на трассу А7 до Мелроуза, он почувствовал, что может наконец-то отвлечься от водительских ухищрений, чтобы обратиться мыслями к рядовому Дональду Лэйнгу из Королевских собственных пограничных войск, с которым впервые встретился одиннадцать лет назад на боксерском ринге.
31
Встреча состоялась вечером, в холодном, неприветливом, плохо освещенном спортзале, под рев пятисот солдатских глоток. Тогдашний представитель Королевской военной полиции капрал Корморан Страйк, в отличной форме, настроенный, накачанный, на двух сильных ногах, был готов проявить себя на турнире родов войск по боксу. У Лэйнга в зале оказалось примерно втрое больше болельщиков, чем у Страйка. Ничего личного: военная полиция была в принципе непопулярна. Под конец удачного турнирного дня все жаждали увидеть, как Красную Шапку отправят в нокаут. В программе этот матч тяжеловесов стоял последним. Зрительский рев отдавался в венах обоих бойцов вторым пульсом. Противник запомнился Страйку маленькими черными глазками и коротким ежиком волос цвета темно-рыжей лисицы. А еще – татуировкой желтой розы во все левое предплечье. Шея у Лэйнга была намного шире узкой челюсти, бледная, безволосая грудь смотрелась как мраморный бюст Атласа, а на незагорелых бицепсах и плечах комариными укусами выделялись веснушки. Четыре раунда не выявили победителя: более молодой соперник, возможно, двигался быстрее, Страйк был техничнее. В пятом Страйк после отбива удара сделал ложный выпад в лицо сопернику, а затем нанес ему удар по почкам и отправил его в нокдаун. Настроенная антистрайковски часть публики притихла, когда Лэйнг растянулся на ринге, но потом затрубила, как стадо слонов. Лэйнг поднялся на ноги при счете «шесть», но, как видно, забыл на холщовом полу некоторые правила самодисциплины. Бил открытой перчаткой, не спешил прекращать атакующие действия по команде «брейк», за что получил строгое замечание от рефери; нанес удар после гонга; схлопотал второе предупреждение.
Через минуту после начала шестого раунда Страйк сумел найти брешь в рассыпающейся технике Лэйнга, у которого уже кровил нос, и бросил его на канаты. Когда рефери развел их в стороны и дал команду продолжать, Лэйнг забыл последние приличия и попытался нанести удар головой. Рефери попытался вмешаться, но Лэйнг как с цепи сорвался: Страйк чудом избежал удара ногой в пах, а во время клинча почувствовал, как ему в щеку вгрызаются зубы. Крики судьи, старавшегося унять хулигана, доносились до Страйка неразборчиво, зал неловко затих от зрелища такого звериного бешенства Лэйнга, а тот как ни в чем не бывало собрался с силами и замахнулся, но Страйк успел увернуться и жестко ударил Лэйнга под дых. Лэйнг сложился пополам, задохнулся и упал на колени. Страйк, с окровавленной щекой, ушел с ринга под редкие аплодисменты.
В турнире родов войск он занял второе место, уступив какому-то сержанту-десантнику, а через две недели его перевели из Олдершота, но перед тем до него дошли слухи, что Лэйнг сидит в казарме под домашним арестом за нарушение спортивной этики и хулиганское поведение на ринге. Наказание вполне могло быть и строже, но, по слухам, командование учло смягчающие обстоятельства: он наплел, что вышел на ринг в глубоком смятении чувств, так как у его невесты случился выкидыш.
Даже тогда, за много лет до того, как новые факты о Лэйнге привели Страйка в позаимствованной малолитражке на эту пригородную дорогу, он не поверил, что у такого животного, как Лэйнг, хоть что-то шевельнется под бледной, безволосой кожей из-за мертвого эмбриона. Когда Страйк уезжал за рубеж, у него на щеке еще оставались следы Лэйнговых резцов. Через три года Страйка вызвали на Кипр для расследования дела о предполагаемом изнасиловании. Войдя в допросную, он вторично столкнулся лицом к лицу с Дональдом Лэйнгом, который прибавил в весе, сделал пару новых наколок и густо покрылся веснушками под кипрским солнцем. Глубоко посаженные черные глазки подчеркивала сетка морщин. Стоило ли удивляться, что адвокат Лэйнга дал отвод следователю, которого некогда укусил его подзащитный, поэтому Страйк поменялся с одним сослуживцем, расследовавшим на Кипре дело о незаконном обороте наркотиков. Через неделю Страйк договорился посидеть в баре с этим сослуживцем и с удивлением узнал, что тот склонен верить Лэйнгу: якобы у него и предполагаемой жертвы, местной официантки, по пьяни случился неуклюжий, но вполне добровольный секс, о чем она теперь жалела, поскольку ее дружок прознал, как она уходила с работы вместе с Лэйнгом. Свидетелей предполагаемого преступления не нашлось, но, со слов официантки, он принудил ее к сексу под угрозой ножа. «Типичная шлюшка», – высказался коллега Страйка из Отдела специальных расследований. У Страйка не было оснований спорить, но он не забыл, как Лэйнг в свое время добился сочувствия одного из командиров после вопиющего хулиганства и нарушения субординации на глазах у сотен свидетелей. Когда же Страйк захотел услышать подробности рассказа и манеры Лэйнга, коллега охарактеризовал его как сообразительного, симпатичного парня с мрачноватым чувством юмора.
«Дисциплина, конечно, хромает, – добавил он, показывая,
Страйк вернулся к своему делу о незаконном обороте наркотиков. Пару недель спустя, когда он отпустил быстро растущую бороду, чтобы придать себе «штатский вид», как говорили у них в армии, ему случилось забрести в один дымный сарай и, лежа на голых половицах, выслушать странный рассказ. Укуренный молодой киприот-наркоторговец, купившийся на неряшливый вид Страйка, библейские сандалии, вытянутые шорты и бесчисленные фенечки на толстом запястье, ни на минуту не заподозрил в своем собеседнике агента британской военной полиции. Когда они лежали бок о бок с косячками в руках, собеседник Страйка выболтал несколько имен военнослужащих, развернувших на острове торговлю, причем не только травкой. Парень говорил с сильным акцентом, и Страйк с трудом запоминал искаженные варианты то ли фамилий, то ли прозвищ и не сразу связал имя «Даналланг» со знакомым ему лицом. И только когда его собеседник упомянул, как «Даналланг» связывает и истязает свою жену, Страйк распознал в «Даналланге» Дональда Лэйнга. «Бешеный, – отрешенно повторял волоокий парнишка. – А все за то, что она уехать хотела». В результате осторожных, как бы незначащих расспросов киприот признался, что слышал эту историю от самого Лэйнга. Тот якобы рассказал ее отчасти для смеха, а отчасти – чтобы показать, с кем собеседник имеет дело.
Когда Страйк на другой день вернулся в Сифорт-Истейт, район плавился на полуденном солнце. Побеленные и слегка облезлые дома были самым старым на всем острове жильем для семейных военнослужащих. Он решил наведаться туда в те часы, когда Лэйнг, благополучно отвертевшийся от обвинений в изнасиловании, был на службе. Позвонив в дверь, Страйк услышал только приглушенные младенческие крики.
– Мы считаем, у нее агорафобия, – доложила сплетница-соседка, которая выскочила поделиться своим мнением. – Что-то с ней не так. Уж очень застенчивая.
– А что ее муж? – поинтересовался Страйк.
– Донни? Ой, да это же душа-человек! – оживилась соседка. – Слышали бы вы, как он изображает капрала Оукли! Умора! До чего забавно!
Вход в жилище военнослужащего без его личного разрешения регламентировался множеством правил. Страйк постучался в дверь, но ответа не было. Младенец не умолкал. Пришлось обойти дом сзади. Все занавески были задернуты. Страйк постучал в дверь черного хода. Бесполезно. В оправдание своих действий он мог бы сказать только одно: детский плач. Но начальство могло и отмести такую причину несанкционированного проникновения в жилище. Страйк скептически относился к разговорам насчет шестого чувства или интуиции, но его не покидала уверенность, что здесь дело нечисто. Он нутром чуял ненормальность и зло. Еще в детстве он насмотрелся такого, что, по мнению многих, бывает только в кино. Со второго толчка плечом дверь распахнулась. В кухне стояла вонь. Мусорное ведро не выносили давным-давно. Страйк шагнул в дом.
– Миссис Лэйнг?
Ответа не последовало. Слабый детский крик доносился сверху. Поднимаясь по лестнице, Страйк продолжал окликать хозяйку дома. Дверь в спальню стояла нараспашку. Из полутемной комнаты шел удушающий запах.
– Миссис Лэйнг?
Совершенно голая, привязанная за одно запястье к изголовью, она была кое-как накрыта окровавленной простыней. Рядом на матрасе в одном подгузнике лежал ребенок. Страйк сразу отметил его нездоровый, изможденный вид.
Он бросился к женщине, чтобы освободить ее, одной рукой нащупывая мобильный для вызова «скорой», но его остановил надтреснутый голос:
– Нет… уходи… убирайся…
Страйку нечасто приходилось быть свидетелем такого страха. В своем бездушии муж стал казаться миссис Лэйнг едва ли не потусторонним существом. Даже когда Страйк распутывал узлы на ее кровавом, опухшем запястье, она молила о пощаде. Муж пригрозил ее убить, если к его приходу ребенок не угомонится. Женщина, казалось, была не в состоянии представить будущее, кроме как через призму всевластия мужа.
За то, что Лэйнг сотворил со своей женой, его на основании показаний Страйка приговорили к шестнадцати годам тюрьмы. До последнего Лэйнг все отрицал, твердил, что жена сама привязала себя к кровати, что ей это всегда нравилось, поскольку она извращенка, не способна заботиться о ребенке, задумала упечь собственного мужа – и вообще все это подстава. Большей грязи Страйк, пожалуй, не помнил. Почему-то память вернула его к тем событиям именно сейчас, когда он ехал на «мини» среди крутых зеленых склонов, поблескивающих под набирающим силу солнцем. Этот пейзаж был ему незнаком. Гранитные глыбы, вздымающиеся холмы отличались особым величием в своей обнаженной бескрайности. В детстве Страйк мог часами просиживать на берегу, смакуя соленый воздух: но здесь леса смыкались с рекой, и это слияние оказывалось более таинственным и загадочным, чем виды Сент-Моза, где на подходе к пляжу толпились живописные домики, а в воздухе витали старинные легенды о контрабандистах.
Миновав эффектный виадук справа от трассы, Страйк задумался о психопатах, которых встретишь везде: не только в беднейших кварталах, трущобах и сквотах, но даже здесь, среди этих безмятежных красот. Такие, как Лэйнг, сродни крысам: ты знаешь, что они вездесущи, но не берешь в голову, пока не столкнешься с ними нос к носу.
По бокам от дороги, как часовые, возникли два миниатюрных каменных замка. Под слепящим солнцем Страйк въезжал в родной городок Лэйнга.