На собак волков не зови
Шрифт:
Но никого не вызвал, даже с места не двинулся. Хрюкнул изумленно и побледнел от короткого удара под дых. Плюхнулся с размаху на подоконник и врезался затылком в стекло.
– Я сам вызову, – пообещал ему Денис, – и охрану, и «скорую» и труповозку. Ты мне вот что скажи – тебе заплатили? Сколько? Сумму назови, – пальцы сжались под нижней челюстью кабана, тот задергался, загрохотал о пластик стриженым затылком, замычал что-то.
– Повтори, я не расслышал, – захват немного ослаб, Кузнецов затряс головой, очки полетели на пол. Денис раздавил их подошвой ботинка, уперся свободной рукой в стекло.
– Ничего мне не платили, – хрипел и брызгал слюной директор, – приехали, поговорили. Пообещали в этом месяце ничего не брать, если я им Вику приведу. Понравилась она им, и вроде как даже что-то обещала, но потом кинула. А это пять штук баксов, между прочим, на дороге не валяются.
– И ты согласился? – пальцы снова сдавили директорскую глотку, но тут же разжались. Рано, рано, он еще не все сказал, это только присказка, сказка впереди.
– Конечно, – отплевавшись, заорал Кузнецов, – конечно, согласился! Какое мое дело – парни молодые, горячие, девка им понравилась, они ей тоже. Подумаешь, делов – покатались, развлеклись – любовь-морковь и все такое! Она же сама домой пришла, сама! Живая и здоровая! Вот и все, чего тебе еще надо? А раз повесилась – значит, крыша у нее поехала…
«Живая и здоровая. Множественные повреждения различного характера…» Все, собственно, эта мразь сказала все. Дело за малым – не увлекаться, Кузнецов ему еще пригодится как свидетель. Слишком ценной оказалась эта сволочь, надо поаккуратней, чтобы шкуру не попортить.
Стекло разлетелось вдребезги со второго удара, края осколков стали красными, башка директора покрылась багровыми полосами. Денис отпустил горло Кузнецова, сгреб хряка за грудки, развернул и хорошим ударом в морду швырнул на стол. Тот хозяйскую тушу выдержал, лишь покачнулся и отполз в сторону, к шкафу с зеркальными створками. Те прожили недолго, одна сразу рассыпалась от удара, вторая немного погодя, уже покрытая багровыми брызгами. Под завалами на столе обнаружилась пепельница из темно-зеленого камня удобной овальной формы. По переносице, по зубам, в висок, еще раз по затылку – чтобы наверняка, чтобы эта крыша уже никуда и никогда не отъезжала, а оставалась на месте. Как и ее хозяин, растекшийся по письменному столу на заплеванных кровью документах. Денис швырнул пепельницу в остатки зеркала, те с веселым звоном поехали вниз, на липкую от крови «площадку» на голове ювелира. Денис лизнул ободранные костяшки пальцев и вышел в предбанник, глянул на себя в небольшое зеркало, пригладил волосы. Наскоро осмотрел одежду, заглянул в кабинет. Хозяин «Скорпиона» ворочался на столе, как морж на льдине, хрипел и пытался оторвать башку от заляпанных кровью бумаг. Нормально, жить будет. Но вот как долго и счастливо – это вопрос.
Денис, захлопнул дверь кузнецовской берлоги и побежал вниз по лестнице, на ходу сдирая с себя заляпанный бурыми пятнами пиджак. Сердце стучало ровно, дыхание не сбилось, в голове чисто и пусто – все признаки хорошо и правильно сделанной работы. Обогнул мокнущий под дождем черный «ровер» и зашагал к остановке маршруток. Но передумал на полпути, свернул во дворы и быстро, почти бегом, направился в другую сторону. Сейчас надо уехать на время, переждать, отсидеться подальше от города, но сначала предупредить Леру. Они и так почти не видели друг друга все эти дни, созванивались редко. Шок после смерти Вики, хлопоты о похоронах, обезумевшая, почти потерявшая рассудок сестра, отчим, державшийся на таблетках… Прочь, все к черту, все, что было вчера, надо подумать о своем завтра. И не только о своем. Отец не одобрит, это понятно, бумага, по его мнению, сильнее кулака и пули. Ладно, пусть думает все, что угодно, не он же пепельницу о голову этой жирной мрази разбил. А Лера… Ей можно попытаться объяснить и предупредить, подсказать, как себя вести, если спросят. А спросят обязательно и очень скоро. И времени на все про все немного, часа два от силы – пока эту тварь найдут, пока она придет в себя и объяснит, в чем дело. «Тяжкие телесные» – ничего, отбодаемся. На аффект спишем, да еще и господина ювелира так замажем, что мало не покажется, с диктофона доказательств добавим. Пару годков я отдать готов. Выкручусь» – Денис взбежал на третий этаж и потянулся к звонку. Но отдернул руку, достал ключ и повернул его в замочной скважине.
– Наконец-то, я тебе сто раз звонила… – она осеклась, рассматривая Дениса. Говорить ничего не понадобилось, девушка поняла все с первого взгляда. И темные брызги на светлой ткани пиджака и штанов, и содранная кожа на костяшках рук сказали сами за себя. Денис стоял посреди коридора, Лера напротив. Оба молчали, никто не решался прервать паузу, и каждый был прав, но по-своему.
– Лер, послушай, – собрался с духом Денис, – только не перебивай. Я…
– Я все вижу, не слепая. Денис, Вику жалко, но ее не вернешь. А тебе тут жить, нам жить. Ты понимаешь, кто это был? Помнишь, что мы тогда на переезде видели? Неужели тебе не страшно?
Помнит, конечно, такое фиг забудешь. Не каждый день в тихом городе на двухполосной трассе машины сопровождения расчищают главарю путь автоматными очередями в воздух, а белый внедорожник «кенгурятником» сталкивает в кювет замешкавшегося водителя «Жигулей», который недостаточно подвинулся. Хорошо, что не на рельсы, под самую морду тепловоза, на том спасибо. А страшно… Страшно, конечно. Только дураки ничего не боятся. Дураки и дебилы. Но никто же не собирается на рожон лезть, зачем, когда есть обходные пути…
– Сколько раз я тебе говорил: непротивление злу насилием – не выход. Если я, ты, он она, вместе целая страна не будем сопротивляться, подставим обе щеки и все остальное, красиво умрем с опущенными руками, то тем самым расчистим злу дорогу. Смирение ведет к пропасти и смерти, война – путь к жизни. Нельзя по-другому, пойми… Я не могу по-другому, кто я буду после этого, если промолчу и мимо пройду?
Он попытался взять Леру за руку, но девушка отпрянула к стене и выставила ладони перед собой.
– Не понимаю. Мне страшно, очень страшно. Я боюсь – и за себя, и за тебя. Я уже пережила это один раз, могу рассказать, как это было.
– Не надо… – но его никто не слушал, просьба пропала в потоке ее слов.
– Я приехала на место катастрофы через двое суток. Не спала, не ела, пила успокоительные. Нас было человек сто – все обезумевшие, все держатся на таблетках. И каждый день по шесть-семь часов нам показывали трупы. И их фрагменты – большие, маленькие, женские, мужские, детские. Гловы, руки, ноги – все, что нашли среди обломков. Я почти жила в местном морге, пропиталась теми запахами, узнавала врачей и спасателей в лицо, они меня тоже, – голос не дрожал, не срывался, зато по щекам текли слезы – ровные блестящие ручейки. Лера их не замечала, не пыталась смахнуть, она продолжала отступать к подоконнику, защищалась выставленными перед собой ладонями.
– Лер, не надо, я все понял… – он мог упрашивать ее сколько угодно, девушка не слышала его или не понимала – о чем это он, и продолжала:
– Каждый день почти две недели. Но трупов становилось все меньше, их опознавали и увозили, пока нас, родственников, не осталось шестеро. И на всех – несколько бесформенных обугленных кусков в черном пластике на белых столах. Тогда стало понятно, что поможет только экспертиза ДНК, и ее, наконец, провели. И я получила закрытый гроб, что в нем было – мне не сказали. Мы похоронили его, я вернулась сюда. Денис, если с тобой случится что-то подобное, если мне еще раз придется, как тогда… Я не переживу, я не смогу. Пожалуйста, не надо. Пожалей меня. Или уходи.
Снова этот взгляд сквозь стену, Денису даже стало не по себе. Он продолжал глупо топтаться в коридоре, слова застряли в горле, все, о чем хотел сказать, вылетело из головы. Время, им поможет только время – месяц или два, и тогда все станет ясно. А сейчас ему действительно пора уходить. Он положил ключ на полку под зеркалом и взялся за ручку двери, обернулся. Леры в коридоре уже не было, она словно растворилась – из кухни и комнаты не доносилось ни звука.
– Не бойся и не плачь больше. Ты ничего не знаешь, ничего не видела. А я скоро вернусь, – произнес он в тишину квартиры. И закрыл за собой дверь.