На странных берегах
Шрифт:
Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами.
– Да, – сказал он негру, – у него есть какая-то скрытая цель.
Пальцы бокора все еще плели сложные узоры в воздухе, но теперь рука протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря.
– Там… Чужие! Близко! – Он быстро повернулся к индейцу. – Защитные чары! Скорее!
Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе.
– Стреляйте! – завопил Боннет.
Дюжина почти одновременных выстрелов сотрясла воздух; песок взлетел фонтанчиками по всей прогалине, вихрь
Индеец сидел на песке, сжимая руками рваную рану на бедре. Бокор с изумлением смотрел на изувеченную правую руку – запястье было перебито, а пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на спине, пристально глядя в небо; посередине лба зияла дыра, и кровь уже образовала на песке вокруг его головы темное пятно.
«Прощай, Дэвид, – подумал Боннет. – Я рад, что смог оказать тебе по крайней мере эту услугу».
Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке, бежали вниз по склону, держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о том, что пуля – при первом залпе – миновала его.
Это значит, что он останется в живых… Это значит, что теперь его ждет суд, а потом казнь – гнусное развлечение для жителей Чарлстона: индейцев, матросов, трапперов, случайно оказавшихся в городе. Он будет дергаться и кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны…
Боннет поежился и подумал: может, еще не поздно спровоцировать Ретта и его людей, чтобы они пристрелили его на месте?
Нет, поздно. Ретт успел подбежать к нему и заломить руки за спину. Запястья быстро оказались связаны прочной веревкой.
– Добрый день, майор Боннет, – холодно произнес Ретт.
Озноб прошел, и Боннет почувствовал, что успокаивается. Он расправил плечи, как подобает бывшему армейскому офицеру, и поднял глаза на полковника.
«Что ж, я умру позорной смертью, – подумал он, – но по крайней мере ни перед кем не останусь в долгу. Я заслужил смерть, которая меня ждет. Не пиратством – я никогда не занимался им по доброй воле. Теперь мне не нужно обманывать себя насчет того, другого дела…»
– Добрый день, полковник Ретт, – ответил он.
– Свяжите чернокожего и индейца, – приказал Ретт своим людям, – и отведите в лодку. Не стесняйтесь подбодрить их острием ножа, если они будут недостаточно проворны. – Полковник пнул Боннета. – Это же относится и к вам.
Боннет двинулся вверх по песчаному склону прямо в серое небо. Он почти улыбался.
«Нет, – сказал он себе. – Не следует дольше притворяться перед собой, будто я был под действием наркотика, когда забил до смерти ту бедную шлюху, так похоже изображавшую мою жену. Теперь мне предстоит, хотя судить меня будут за другое, расплатиться за это преступление, и я рад, что нашлись люди, способные воздать мне по заслугам».
Боннет вспомнил о Черной Бороде.
– Не позволяйте мне снова сбежать, слышите! – обратился он к Ретту. – Заприте меня в надежном месте, откуда никто не сможет меня освободить, и приставьте хорошую охрану.
–
Когда первые проблески зари над островом Окракок разогнали предрассветную тьму, Тэтч довольно хмыкнул, увидев в устье бухты силуэты двух военных кораблей, вставших там на якорь еще с вечера. Пират-великан выплеснул в рот последние капли рома и помахал бутылкой Ричардсу.
– Вот еще одна для Миллера, – сказал он. – Я ему отнесу.
Он глубоко вздохнул, наслаждаясь смесью прохладного предрассветного воздуха и паров рома. Казалось, сам воздух застыл в напряженном ожидании, словно натянутая струна – еще немного, и она лопнет.
Хотя это ему уже и опротивело, он заставил себя прожевать и, едва не подавившись, проглотить большую конфету из какао пополам с сахаром.
«Этого должно быть достаточно, – сказал он себе, – пожалуй, никто в мире не выпил столько рома и не сожрал столько сладостей, сколько я за эту ночь. Могу поклясться, во мне не осталось ни капли крови, которая бы не была пропитана алкоголем и сахаром».
– Мы еще можем проскользнуть на восток, кэп, – нервно сказал Ричарде. – Прилив достаточно высок, мы сможем пройти на этом шлюпе по отмелям.
Тэтч потянулся.
– И бросить нашу добычу? – спросил он, тыкая пальцем в качающийся на волнах в тридцати ярдах от них шлюп, захваченный ими вчера. – Не-а, мы справимся с этими вояками.
Ричарде встревоженно нахмурился, но промолчал. Тэтч ухмыльнулся, направляясь к трапу, ведущему на пушечную палубу. Сдается, подумал он, что, застрелив Израэля Хандса, я убил сразу двух зайцев. Теперь они все боятся спорить со мной.
Его ухмылка превратилась в кислую гримасу – на менее жестоком лице это можно было бы счесть выражением печали, – когда он припомнил то собрание в его крошечной каюте два дня назад. Они получили известие от Тобиаса Найта, таможенника, что губернатору Вирджинии Спотсвуду стало известно о присутствии Тэтча в этих местах и он снарядил корабли для его поимки. Израэль Хандс тут же стал настаивать, чтобы сняться с якоря и немедленно покинуть остров Окракок.
Тэтч с бесстрастным лицом наклонился и стал разливать ром по кружкам.
– Разве ты здесь решаешь, как мы будем действовать, Израэль? – спросил он.
– Если этого не делаешь ты, ты устраняешься, то тогда да, я решаю, – решительно ответил Хандс. Они плавали вместе еще со времен каперства, потом стали пиратами под командованием адмирала Бена Хорниголда, и Израэль Хандс позволял себе более по-свойски разговаривать с Тэтчем. – А что? Ты хочешь остаться и сражаться на «Приключении»?! – Он презрительно похлопал по переборке. – Это же всего лишь шлюп, немногим лучше рыбацкой лодки. Давай лучше вернемся туда, где мы спрятали «Месть королевы Анны», и выйдем в море. Черт бы побрал эти гонки по отмелям! Я хочу чувствовать под ногами настоящую палубу, хочу увидеть настоящие волны!