«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Через два-три дня мы привыкли к местной кухне. Попробовали и очень популярный в Южной Америке парагвайский чай — хербо-мате. Этот ароматный, немного возбуждающий напиток, приготовляемый из настоя растения мате, отлично утоляет жажду. Пьют его через трубочку из специальной грушевидной чашечки — бамбильи, в которой заваривается мате.
Несколько дней мы провели в городе Мар-дель-Плата. Это фешенебельный курорт, раскинувшийся в большой бухте на берегу Атлантического океана. Почти у самого берега построены комфортабельные гостиницы, кафе, кинотеатры, варьете, рестораны и особенно
На пляжах много тентов, но пользоваться ими нельзя. Это персональные места, принадлежащие состоятельным людям, заплатившим за них деньги на весь сезон вперед.
Каждый вечер игорный дом-казино заполняют прожигатели жизни. Здесь несколько огромных залов. В одних стоят длинные столы, за которыми идет азартная карточная игра. В других вращается диск рулетки. Накурено. Сизый дым поднимается к потолку. Усталые лица, напряженные, прикованные к быстро вращающимся дискам взгляды. Стучат фишки. Крупье быстро сгребают их. Игра идет… Душно. Скорей на воздух.
Когда на самолете летишь в Мар-дель-Плату, под крылом простирается бесконечная, бескрайняя степь — пампа. Только изредка нет-нет мелькнет окруженное зелеными зарослями ранчо. Даже с самолета заметны огромные пасущиеся в пампе стада.
Мясо — одно из основных богатств Аргентины и один из главных предметов экспорта. Однажды мы совершили поездку в город Ла-Плату. Здесь находятся крупнейшие в Аргентине мясокомбинаты, или, как их здесь называют, — фригорификос.
Нам устроили экскурсию на фригорификос. Мы надели белые халаты и вошли в рабочее помещение. Забой скота автоматизирован. В разделочный цех входят контейнеры, из них вываливаются еще дергающиеся в предсмертных конвульсиях туши животных. Здесь с них снимают шкуры, потрошат и подвешивают на крюки медленно движущегося конвейера. У конвейера на каменном полу стоят длинные цепи рабочих. Каждый из них проделывает какую-нибудь операцию по разделыванию туши. Несмотря на вентиляцию, в помещении стоит неприятный, тошнотворный запах.
По окончании соревнований наша команда разделилась на две группы. Часть выехала для выступлений в провинцию, часть выступала в Буэнос-Айресе. Мне с гроссмейстером Марком Таймаыовым пришлось давать сеанс одновременной игры на одной из фабрик Буэнос-Айреса «Бона-фиде». После сеанса был устроен небольшой ужин совместно с рабочими и служащими предприятия. Он превратился в своеобразный вечер вопросов и ответов о жизни в Советском Союзе. В заключение нас попросили спеть какую-нибудь советскую песню. Обладая сомнительными вокальными данными, мы с Таймановым не рискнули познакомить аргентинцев с новыми произведениями наших поэтов-песенников. С грехом пополам затянули «Катюшу». Ее сразу подхватило множество голосов. Пением «Катюши» и закончился этот вечер.
Через два месяца советские шахматисты снова отправились за океан на этот раз в Соединенные Штаты Америки. Мы были первой спортивной делегацией Советского Союза, выступавшей на американской земле.
Америка встретила нас щелканьем фотоаппаратов, тропической жарой и более чем прохладным отношением властей.
Приехав в Нью-Йорк, команда расположилась в отеле «Рузвельт», в центре города. Этот огромный, занимающий целый квартал отель, равно как и добрый десяток гостиниц в других городах США, принадлежал одному человеку — миллионеру Хилтону.
В Нью-Йорке трудно заблудиться, планировка его проста и напоминает шахматную доску. Под прямым углом двести сорок улиц «стрит» пересекаются двенадцатью широкими проспектами «авеню». Проспекты и улицы прямые как стрела, и лишь один Бродвей, извиваясь как змея, растянулся на десятки километров через весь город.
В первый же вечер, немного отдохнув после утомительной дороги, мы отправились побродить по Нью-Йорку. На улице было жарко и душно, вечер не принес ожидаемой прохлады. По дороге на тротуаре часто попадались вентиляционные решетки сабвея — подземки, откуда несло жаром и вонью.
Внезапно стало светло как днем, а точнее сказать, значительно светлее, чем днем. Мы вышли к месту, где пересекаются Бродвей и Пятая авеню. Этот, пожалуй, самый оживленный участок Нью-Йорка американцы называют «Великий белый путь».
Во всех городах мира есть главная, наиболее ярко освещенная улица. В Лондоне — Пикадилли, в Буэнос-Айресе — Корриентес, в Стокгольме — Кунгсгатан. Но все они не идут ни в какое сравнение с «Великим белым путем».
Было бы наивным думать, что освещение здесь состоит из бесчисленного множества мирно висящих лампочек. Нет, это триумфальный праздник огня, настоящая языческая вакханалия. Если в далекие доисторические времена первобытный человек, с колоссальными трудностями добывший впервые огонь, в восхищении плясал перед костром, то теперь роли переменились, и укрощенный огонь выделывает замысловатые фигуры перед людьми.
На экране в неистовом вечном движении зажигаются и гаснут буквы. Высоко в небе размахивает крыльями электрический разноцветный орел, рекламируя сорт пива. Названия фирм, заведений, кинотеатров, напитков то загораются, сверкая яркими красками, то исчезают. На крыше одного из домов плещет гигантский водяной каскад, ярко переливаясь под разноцветным освещением.
В центре бушующего огненного моря — картина высотой с хороший трехэтажный дом. Улыбающийся джентльмен в шляпе курит сигарету. Из его рта, величиной с окно среднего размера, идет самый настоящий дым. Так фирма «Кэмел» рекламирует свои сигареты.
В этом районе Бродвея сосредоточены кинотеатры, дансинги, кабаре и другие увеселительные предприятия. По тротуарам движутся десятки тысяч людей. Кажется, весь Нью-Йорк вышел прогуляться на Бродвей. Прямо на улице стоят автоматы. Они торгуют буквально всем: прохладительными напитками, папиросами, завернутыми в целлофан бутербродами, конфетами, шоколадом и даже дамскими чулками. Стоит только опустить в отверстие монету, как автомат выдаст нужную вещь. Но «мистер бизнес» пошел еще дальше. Он автоматизировал и развлечения.