«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

Казанцев Александр Петрович

Так американский ученый, взявшийся за перо фантаста, пытается убедить, что настало время понять многое, чтобы избежать увядания и гибели цивилизации. Конечно, он не убедит своих читателей, что нужно ждать предупреждения из Космоса; хочет он того или не хочет, он объективно напоминает о существовании на Земле культуры, которая прилагает все усилия, чтобы не допустить превращения всего созданного людьми в руины, покрытые слоем радиоактивной пыли. Фантазия отражает действительность.

Есть еще одна космическая новелла, где герои, попав на неведомую планету, находят гигантские сооружения, которые могли быть под силу лишь титанам, но не видят нигде следов жизни. Так и не разгадав тайны, они вылетают в обратный рейс и обнаруживают в пути, что корабль их заражен микросуществами, пожирающими металл… Это они воздвигли в процессе своей жизнедеятельности неведомые сооружения,

стены, башни, подобные встречающимся на Земле колониям кораллов, это они представляли жизнь на планете казавшейся мертвой. В присутствии металлической питательной среды микросущества размножаются с потрясающей быстротой. Они погубят одного за другим всех путешественников, погубят корабль… Есть возможность долететь до Земли, спастись, но… принести на родную планету чудовищную заразу, обречь человечество, быть может, на гибель или беспримерную борьбу за жизнь… И самоотверженные астронавты решают сделать путешествие долгим… Они направляют корабль не к Земле, а от нее, уносясь в бездну Космоса, чтобы никогда не вернуться. Новелла «Путешествие будет долгим» написана американцем, верящим в подвиг, в самоотверженность, в лучшие черты характера людей.

Еще раз перевернем страницу космических новелл. Перед нами снова холодная жестокость беспредельного Космоса. На этот раз она использована не ради утверждения героического благородства жертвующих собой астронавтов — неумолимая и беззлобная жестокость создает здесь садистскую ситуацию неизбежной гибели прелестного создания, семнадцатилетней девушки, легкомысленно пробравшейся в ракету экстренной помощи, рассчитанную лишь на одного человека. Новеллист Том Годвин написал психологическую новеллу любования ужасом обреченной — «Неумолимое уравнение». В математическом уравнении вес лишнего человека, оказавшегося в ракете, вытесняет его жизнь с математической неумолимостью. Это лишний вес и лишняя жизнь, они должны оказаться за бортом. Автору не приходит в голову показать в этой острейшей ситуации подлинный героизм, светлое чувство, готовность к тому, чтобы пожертвовать собой. Нет! Холодный и жестокий пилот, истратив несколько сочувственных слов, объяснив, что по законам космических путешествий каждый обнаруженный лишний пассажир подлежит уничтожению, дав обреченной поговорить по радио с потрясенным братом и написать письмо родителям, этот механический исполнитель долга и представитель неумолимой бесчеловечности твердо нажимает рукой красный рычаг, выбрасывающий растерянную девушку с голубыми глазами в маленьких туфельках с блестящими бусинками в Космос… Насколько человечнее было бы то же неумолимое уравнение, если бы за скобками в Космосе оказался другой его член, подлинно мужественный человек-герой, оставивший в ракете одну девушку и включивший автоматическую аппаратуру спуска! Но американский новеллист был заинтересован лишь в показе ужаса, а не в показе силы и благородства характера.

Необычна для американской космической темы и новелла Бима Пайпера «Универсальный язык», которая интересует нас независимо от прежнего творчества писателя, не гнушавшегося и антисоветскими романами. Но даже он не смог обойтись без достижений русской науки. Он рисует полузасыпанный песком город на Марсе, где последний марсианин умер 50 тысяч лет назад. Мрачная, пессимистическая, привычная для американской литературы картина, но…

С самых верхних этажей проникают земные археологи в засыпанное красным песком двадцатиэтажное здание, оказавшееся марсианским университетом. Кто-то старательно запирал помещения, стараясь уберечь ценности от одичавших обитателей умиравшей планеты. Загадочны надписи на стенах, непонятны книги… Как прочесть неизвестный мертвый язык? Ведь не найти надписей, где бы марсианская письменность сопоставлялась с известной. И все же нашелся ключ, нашлась такая надпись. Она оказалась таблицей элементов Менделеева. Какой бы цивилизация ни была, каким бы языком и письменностью ни обладала, но если она познала вещество, то таблица элементов будет точно такой же, как у нас на Земле или на неведомой планете далекого Лебедя-61, она будет общей для всех культур Вселенной. Таблица элементов оказалась тем «универсальным языком», на котором смогли бы общаться обитатели любой планеты, любой галактики. И эта таблица помогла разгадать загадку мертвого языка давно исчезнувших марсиан. Какие тайны их жизни откроют теперь прочитанные марсианские книги…

Космическая тема не прошла мимо попов и ханжей. Некий мистер Люис написал трилогию: «Вне молчаливой планеты», «Перельяндра» и «Это странная мощь». Доктор Ренсон попадает на Марс, счастливую планету, населенную полупризраками, полулюдьми. Все

там чудесно, потому что не было, оказывается, грехопадения, которое проклятием легло на Землю… И на Венере, как выясняется, грехопадения тоже еще не было. Дьявол запоздал соблазнить венерианскую Еву, видимо, слишком занятый на Земле… Во втором томе доктор Ренсон послан высшими силами на Венеру, где он встречает прекрасную нагую женщину Перельяндру, тамошнюю Еву. Другой герой романа — черт сидел в его теле — искушает венерианскую Еву. Доктор Ренсон спасает ее от грехопадения. Ну, а вернувшись на Землю в третьем томе, доктор Ренсон, умудренный на Марсе и Венере, борется с темными силами и с самим дьяволом на Земле.

Следующий шаг американских фантастов привел их к телепатии, черной магии и прочей чертовщине, которая питает фантазию немалого числа писателей Америки.

Фантазия в Америке верно служит реакции. Помимо пустых, мрачных или мракобесных произведений, в США выходит немало воинствующих антисоветских романов о войне и шпионаже, запугивающих, оглушающих американских читателей. Такие произведения не заслуживают того, чтобы их разбирать; породившая их бесчестная фантазия способна лишь одурманивать и отравлять.

А между тем фантазия — качество величайшей ценности. Без фантазии нельзя было бы изобрести дифференциального и интегрального исчисления. Об этом говорил Владимир Ильич Ленин. Фантазия — это способность представить себе то, чего нет. Она лежит в основе всякого творчества, которое возвышает человека над всем живым миром.

Фантазией обладает ученый, выдвигающий научную гипотезу, фантазией обладает конструктор, мысленно видящий никогда не существовавшую машину, фантазией обладает поэт, но фантазией обладал также и тот человеческий ум, который выдумал сверхъестественную силу, ад, привидения, мистику, кто видит мрак впереди…

Фантазия становится светлой в мечте. Но далеко не всякая фантазия поднимается до уровня мечты. Мечта — это фантазия, направленная желанием. Однако любая фантазия, поднялась ли она до мечты или просто переносит в мир, отличный от действительности, все равно отталкивается от действительности, отражает ее, становясь своеобразным зеркалом этой действительности.

Свойство фантазии отражать действительность, подчеркивая те или иные ее стороны, неоценимо для литературы, призванной протестовать против существующего порядка, гневно обнажая мрачные стороны современного ей общества.

Свойством фантазии остраннять обычное, чтобы с бичующей яркостью показать его, пользовались многие выдающиеся писатели. Свифт сталкивал рядового человека с лилипутами и великанами, позволяя ему видеть в них преувеличенные черты знакомого общества, или с разумными лошадьми, перед которыми так гнусно выглядели человеческие пороки, или, наконец, переносил его на фантастический, висящий в воздухе остров Лапутию, где так смешили уродливо преувеличенные, но столь знакомые читателю особенности современного ему человека.

Именно такую фантастику привлекал для своих социально-критических романов Герберт Уэллс. Он отнюдь не мечтал о нашествии бездушных, безжалостных, питающихся кровью марсиан, но, перенеся их на Землю, показал в условиях потрясения современную ему гнилую в своей основе капиталистическую Англию. Он вовсе не мечтал всерьез о невидимости человеческого тела, но, создав «Невидимку», он смог показать всю обреченность гениального одиночки-ученого в условиях капиталистического общества.

Тем более не мечтал Уэллс о грядущем биологическом разделении человека на ушедших под землю морлоков, продолжающих, как их предки-рабочие, производить материальные ценности, и на беспомощных, нежных, но скотоподобных элоев, потомков тех, кто жил за чужой счет, и годных теперь только для поставки морлокам нежного мяса… Уэллс не мечтал об этом, но он отразил в своем зеркале фантазии разделение современного ему капиталистического общества на эксплуататоров и угнетенных и, доведя это разделение до предела, произнес тем приговор капитализму, отвергая его как систему, способную привести лишь к вырождению.

Обличающая фантазия Карела Чапека населила мир мыслящими саламандрами, сначала безобидными, смешными, милыми, а потом страшными, равнодушно бесчеловечными, захватывающими весь мир и холодно уничтожающими населенные материки, понадобившиеся для создания удобных им отмелей… В этом подавлении человечества в интересах новой человекообразной, но звериной в своей сущности расы узнаются знакомые, античеловеческие стремления современного Карелу Чапеку фашизма, который он с ненавистью обличал в романе «Война с саламандрами», предостерегая человечество от возможной гибели лучшей его части под фашистским «саламандровым» сапогом…