«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Словом, Николай Иванович, в Иркутске душа моя не выдержала. Пожелал я нашим ребятам дальнейшего счастливого плавания, а сам свернул с курса на север к Падун — ским порогам. В обкоме комсомола мне все документы оформили за полчаса и включили меня в группу ленинградцев и горьковчан, которая едет на строительство Братской гидростанции. Одобряете?..
Николай Садкович, Иван Левчук и Иосиф Гургенидзе сказали мне на прощание, что повидаются с родными и тоже сюда махнут. Петя Милешкин почесал за ухом: «Я тоже подумаю…» Подумать решил, и то хорошо!
Планы мои, Николай Иванович, такие:
В
Сегодня наша партия выезжает из Иркутска. Пишу на пристани, на берегу красавицы Ангары. Посылаю письмо и сказку Марише. Если она чего-нибудь не поймет, Вы, пожалуйста, ей объясните. Написал письмо и в Загорье Дуне: зову ее сюда, то есть на Падун.
Дорогой Николай Иванович! У меня к Вам предложение и огромная просьба: на будущий год вы должны будете отправить Маришу на материк, в школу. У Вас, как и у меня, нет никого родных, и Марише придется жить в интернате. Дорогой Николай Иванович! Отпустите Маришу ко мне в Братск. Она будет жить со мной и с Дуней (я уверен, что Дуня обязательно приедет). Мы будем для Ма-риши как старшие брат и сестра. Если Вы сами не сможете сюда приехать, то я возьму отпуск и прикачу встречать Вас во Владивосток.
Я очень люблю Маришу и заверяю Вас, что ей будет хорошо. Согласны?..
С нетерпением жду от Вас письма. Пишите мне по адресу: Братск, до востребования (другого адреса я пока еще не имею).
Горячий привет боцману Доронину, Игнату Атласову и всем нашим пограничникам!
Спасибо Вам за все хорошее!
Поцелуйте за меня Маришу!
До свидания! Ваш Алексей Кирьянов, старшина первой статьи»…
Тот же самый ПК-5, на котором когда-то ходил в дозор Алексей Кирьянов, на котором и мне довелось ходить к мысу Сивучий, хлопотливо урча мотором, вез меня к бросившему якорь на внешнем рейде «Дальстрою». За штурвалом стоял главстаршина Игнат Атласов.
На пирсе прощально махали фуражками и бескозырками свободные от службы пограничники. И долго еще я видел среди них высокого, слегка сутуловатого Баулина, боцмана Доронина и сидящую на его плече Маринку.
ПК-5 пристал к борту «Дальстроя». Мы с Атласовым крепко, по-мужски, пожали друг другу руки.
— Счастливого пути! — крикнул мне главстаршина, когда я поднялся на борт парохода, — Пишите!
— Обязательно! Счастливо оставаться! — крикнул я в ответ.
Выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался с островом протяжным басовым гудком и лег на курс.
Взбежав по трапу на капитанский мостик, я попросил у штурмана бинокль и долго не мог оторвать глаз от берега.
Я видел ошвартованные у пирса сторожевики «Большие охотники», недавно возвратившиеся из ночного дозорного крейсерства. На палубах кораблей происходила приборка. Свежий декабрьский ветер рвал флаги пограничного флота…
На мысе Доброй Надежды я отыскал белеющие на фойе скал домики служб и клуба базы…
А вот и утес, выщербленный временем и непогодами каменный крест и гранитный обелиск с пятиконечной звездой… Вот и замшелый камень, и на нем, как царевна на горошине. Маринка и рядом с ней капитан третьего ранга Баулин.
С северо-востока налетел снежный буран и скрыл от моих глаз остров.
Начала разгуливаться океанская волна. Буревестник промелькнул над мостиком. Сразу стало и темно и холодно, а мне почему-то вспомнились любимые стихи Баулина:
«Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика!..»
17
иллюстрации Л. Фалина
КОРАЛЛ РЫБАКА КАПУ
У окна полутемного тронного зала стояла молодая женщина в тяжелом бархатном платье и со множеством запястий на смуглых руках. Она судорожно мяла пальцами густую бахрому портьеры и смотрела в окно.
На дворцовой площади около памятника королю Камеа-меа 1 в тени кокосовых пальм выстроились шеренги американской морской пехоты. Дворец был окружен. Бронзовый король словно указывал вытянутой рукой на рейд, где стоял американский крейсер «Бостон», пушки которого были наведены на город и дворец.
В коридоре послышались быстрые шаги. Женщина вздрогнула и повернулась к двери. На пороге показалось несколько человек в белых широкополых шляпах. Впереди шел низенький толстый старик. Тяжело дыша, он вышел на середину зала и снял шляпу.
— Мы пришли сообщить вам, королева Лилиуока-лани, — торжественно сказал он, — что вы низложены. Мы временное правительство. И посланник Соединенных Штатов мистер Стивене признал нас.
— Вы опоздали, — ответила королева срывающимся голосом, — ваш мистер Стивене уже уведомил меня, что я свергнута. Но не слишком ли много чести для бедной дикарской королевы — меня пришел арестовывать целый полк!
— Арестовывать вас? — усмехнулся старик, — морскую пехоту пришлось вызвать только во избежание беспорядков.
— Кто нуждается в беспорядках, кроме вас, Лоррен Тэрстон, и ваших друзей? Вы не просто изменники, вы трусы! Если вы не собираетесь меня сейчас же отправить в тюрьму, то оставьте меня одну, хотя бы на некоторое время.
Старик нахлобучил шляпу и пробормотал:
— Вы уже не вправе нам приказывать, вы теперь просто миссис Лидия Доминис, а не гавайская королева.
Лилиуокалани исподлобья тяжело взглянула на старика, оливковое лицо ее потемнело от гнева.