«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Люди опасные существа. Они приставляют к лицу какие-то трубки, и их глаза видят тогда лучше, чем глаза сокола. Часами они способны следить за птицей, пока та не сядет на гнездо. Одного за другим они выслеживают сокола на утесе, сову на пригорке, утку возле карликовой березки, даже воробья, гнездящегося в узкой расщелине. И забирают все яички, чтобы выменять на них себе товар, когда придет корабль.
Люди спускаются на веревке с утеса и крадут пух в гагачьих гнездах; с опасностью для жизни карабкаются по скалам, чтобы добыть два больших яйца, снесенных поморником. А однажды они вырыли целый кусок дерна, на котором
Отчаянные птичьи вопли сопровождают двух зимовщиков. Лишь сокол и сова попытались защитить свое жилье и тут же были подстрелены.
Стон стоит над всем краем, тысячи маленьких пташек дрожат, наполняя воздух жалобными звуками.
— Поют-то как славно, — заметил один зимовщик.
— Да, — отозвался другой, — летом здесь всегда так, сплошное щебетание. Слышишь, сколько радости!
И они шли дальше, грабили на каждом шагу гнезда и наслаждались симфонией звонких птичьих голосов. До чего же люди недогадливы…
И вдруг они заметили Петтера Енсена. Он будто из-под земли вырос и уселся на камень прямо перед ними. Он ругал их, честил на все лады, а они считали, что маленькая птичка поет от радости. Как же, свиделись после долгой разлуки!..
— Понятно, где-то поблизости гнездо, — сказал один из зимовщиков и принялся искать. Другой остался на месте наблюдать за Петтером Енсеном. А тот расправил крылышки и улетел. Он обманул их, гнездо его было совсем в другом месте.
И все-таки они добрались до его камня. Легли на землю и долго смотрели в бинокль, пока не обнаружили наблюдательный пост Петтера Енсена. А обнаружив, встали и зашагали прямо к гнезду. Как он ни старался, как он ни отлетал в сторону от гнезда, ему все не удавалось увести их. Петтер Енсен пришел в отчаяние. Он камнем упал на землю под ноги людям и стал бить крыльями.
«Пи-и-и! — кричал он, — Пии-пии-пииии!»
Неужели они не видят? Он ведь жертвует собой! Петтер Енсен лежал, будто с переломанным крылом, и жалобно пищал. Изо всех сил притворялся, словно боясь, что они вот-вот схватят его. Хотел провести людей. Но зимовщики даже не стали пытаться поймать его, а продолжали идти к камню. Он снова залетел вперед, лег на спину и забился. Ноль внимания!
— Не старайся, артист, не проведешь! — крикнул зимовщик, — Твой театр годится для лисы или горностая, но мы не такие кровожадные!
Лучше бы уж были кровожадными! Ужас охватил Петтера Енсена. Вон оно, гнездо. Самочка давно скрылась, чтобы не выдать его своим присутствием. Маленький галстушник снова бросился на людей, путался у них в ногах, летал над их головами. А зимовщики все ближе и ближе подходили к его жилью.
Но они не нашли яички! Не увидели гнезда на гравии, хотя до него можно было рукой дотянуться. Несколько раз они чуть не наступили на яички, но так и не разглядели их, не сумели отличить от камешков. Наконец, зимовщики устали таращить глаза на землю и сдались. И после того уже не приходили на это место, потому что в июле начался ледоход в заливе и оба были по горло заняты другими делами.
Однако мало кому из куличков удалось уберечь яички. Одни замерзли в морозные ночи, других снесло снеговой водой, множество яичек унесли люди, звери и хищные птицы. Но Петтер Енсен бережно охранял свое потомство всю эту трудную пору. И вот наступил день, когда свершилось чудо: крохотные клювики высунулись из скорлупы и пропищали свое первое «пиии».
Как тут не торжествовать! Петтер Енсен глядел на разинутые клювики четырех малюсеньких серо-желтых пуховых шариков и ликовал, сидя на своем камне, впервые за все лето. Он отнес скорлупу далеко-далеко прочь, потом бросился на берег за пищей. В теплой воде кишела всякая мелюзга, и Петтер сутки напролет не знал покоя. Птенцы жадно глотали и требовали еще и еще. Петтер Енсен выбивался из сил, но был только рад этому. Он носился по воздуху взад и вперед так, что ветер шумел в его перышках. С восторгом исполнял он обязанности, предъявленные ему самой жизнью.
А трагедия? Она разыгралась в самый разгар счастья. Однажды ночью, когда с ледника на западе повеяло морозным дыханием, опять появились люди. На этот раз они шли прямо на его гнездо. Петтер Енсен упал на гравий перед ними, а его супруга тем временем попрятала малышей между камнями.
Никогда еще в жизни маленький куличок не устраивал такого представления. Он прыгал, кувыркался по земле, кричал истошным голосом. Одно дело защищать четыре яйца, куда важнее отстоять четырех птенчиков. Он ли не любил их! Петтер Енсен превзошел самого себя, совершая головокружительные акробатические прыжки между кочками и отчаянно крича от страха. Люди не обращали на него никакого внимания…
Наконец, его подруга бросилась прямо в лицо одному из пришельцев. Тогда зимовщики остановились и стали пристально всматриваться в землю. Значит, гнездо все-таки где-то здесь! Они смотрели, смотрели, но ничего не видели, а малыши лежали у них перед самым носом.
И вдруг они услышали тоненький писк. «Пии», — донеслось слева. «Пии», — откликнулось справа. Нежные слабые призывные звуки поднимались снизу. Но и теперь люди не могли точно определить, откуда доносится писк.
Почему они не пошли дальше? Да, почему люди не ушли? Неужели они не понимали, что малыши жаловались на холод, что они боялись остаться одни? Их крохотные родители метались у самых ног зимовщиков и тоже жалобно пищали. Ведь достаточно было нескольких минут, чтобы мороз убил птенчиков, превратил их в твердые шарики.
А писк становился все тише, потом и совсем замолк. Тут Петтер Енсен забыл о всякой осторожности. Он подбежал к ближайшему малышу и лег на него, чтобы согреть теплом своего тела. Супруга накрыла собой другого. Но они все никак не могли успокоиться, метались от одного птенца к другому, и когда люди в конце концов сообразили, что около них происходит, холодная ночь, слишком долго обволакивавшая их ледяным дыханием, унесла четыре молодые жизни.
Теперь зимовщики хорошо видели маленьких птенцов, все четверо лежали мертвые…
«Пи-и-и-и», — пропищал Петтер Енсен так жалобно и печально, что даже люди услышали горе в его голосе.
— Вот ведь беда-то! И как мы не сообразили сразу.
— Эх, надо же! Какие маленькие и какие нежные. Ты уж прости, Петтер Енсен, мы не нарочно. Мы ведь на зайца собрались.
И они зашагали дальше.
Несчастье Петтера Енсена никак не отразилось на жизни многочисленной птичьей колонии Земли Мускусных Быков. Ведь такие случаи бывают здесь ежедневно, ежечасно, все лето напролет.