«На суше и на море» - 90. Фантастика

Кларк Артур Чарльз

Встав на следующее утро, мы отменно позавтракали, даже приготовили чай с помощью спиртовой горелки, используя вместо спирта бренди. После завтрака мы с Андерсоном решили отправиться в капитанскую каюту в кормовой части, которая теперь находилась довольно высоко. Надо было посмотреть, нельзя ли чего-нибудь спасти, когда подойдет какое-нибудь судно и выручит нас. Однако мы лазали не так блестяще, как Сэм, и оказались в затруднительном положении. Сэм сообщил, что где-то в первом отсеке за переборкой он видел лестницу, и, так как мальчишка сгорал от желания попасть в капитанскую каюту, мы милостиво позволили ему сходить и принести ее. Под нами в переборке была задвижная дверь, и мы отодвинули ее настолько, чтобы Сэм мог беспрепятственно спуститься вниз. Словно обезьяна, он ловко пролез в следующий отсек. Это было не особенно трудно,

хотя нижняя часть отсека, за которым следовало машинное отделение, находилась ниже ватерлинии. Сэм сразу же отыскал лестницу, с одного конца которой были железные крючья, и в тот момент, когда он передавал ее нам, что сделать было очень непросто, потому что ему приходилось взбираться на все, что попадалось под руку, лестница опрокинулась, и один из крючьев угодил прямо в стекло иллюминатора. Хотя стекло было толстое и прочное, тяжелая лестница разбила его вдребезги. К несчастью, иллюминатор находился как раз ниже ватерлинии, и в дыру тут же хлынула вода. Мы стали бросать Сэму одеяла, чтобы он заткнул ими иллюминатор. Добраться до него было нелегко, и, когда ему наконец удалось это осуществить, затея оказалась бесполезной, так как вода била с такой силой, что удержать в иллюминаторе пробку из одеял не было никакой возможности. Мы испугались, что Сэм захлебнется от стремительно прибывающей воды, и велели ему выбираться из отсека как можно быстрее. Он снова поднял лестницу и, зацепив ее за дверь, вскарабкался наверх. Взглянув вниз, в отсек, мы убедились, что еще немного, и вода зальет отсек полностью, и задраили дверь как можно плотнее. Тогда Вильям Андерсон мудро заметил, что судно все глубже будет погружаться, по мере того как будет прибывать вода, которая скоро достигнет дверей рубки, и что нам лучше покинуть рубку и задраить вход как можно плотней. По лестнице, добытой Сэмом, мы выбрались наверх и принялись задраивать дверь в рубку. Мы делали это так добросовестно, что вода вряд ли бы просочилась наверх. Над трапом, ведущим в рубку, были также двойные створчатые двери, закрывавшиеся горизонтально, когда судно находилось в обычном положении, — ими пользовались только в ненастную погоду. Их мы тоже плотно закрыли, обеспечив таким образом двойную защиту против воды. Однако прежде нам пришлось законопатить щели в двери рубки, для чего мы использовали полосы, отрезанные карманным ножом от простыней. Потом мы уселись на ступеньках трапа и стали ждать, что будет дальше. Двери всех кают были распахнуты, так что мы могли видеть сквозь толстые стекла иллюминаторов, что судно погружается все глубже и глубже. Сэм забрался в одну из кают и сообщил, что вода только подбирается к корме. Однако, взглянув вскоре на иллюминаторы в кормовой части, мы увидели, что они снаружи уже залиты водой, которая все прибывала и прибывала. Свет пробивался внутрь теперь с трудом, свидетельствуя о том, что мы опускаемся в воду.

— Чертовски здорово, что сюда вода не просачивается, — заметил Вильям Андерсон. Он был неисправимым оптимистом и старался видеть во всем светлую сторону. Однако я почему-то не почувствовал радости, когда, взглянув на кормовой иллюминатор, увидел воду вместо неба. Я становился все мрачнее и мрачнее по мере того, как мы погружались. Однако мы все еще могли что-то видеть вокруг, просто удивительно, сколько света проникает сквозь толщу воды! Спустя некоторое время мы заметили, что темнее не становится, и Вильям Андерсон радостно закричал:

— Ура, мы перестали погружаться!

На что я мрачно заметил:

— Какая разница? Ведь над нами тридцать, или сорок футов воды, или больше, насколько мне известно.

— Возможно, — согласился Вильям Андерсон. — Но зато ясно, что, сколько воды попало, столько и попало, и, насколько мы осели, настолько и осели.

— Какое это имеет значение? — возразил я. — Тридцать или сорок футов над нами ничуть не лучше, чем тысяча, раз мы почти на дне.

— На дне? Каким же образом вы собираетесь оказаться на дне, когда сюда не проникает вода? — вскричал Вильям Андерсон.

— …И воздух, — добавил я, — насколько я понимаю, люди тонут, когда им нечем дышать.

— Любопытно получается: утонуть в океане и при этом остаться сухим, как щепка, — заметил

Вильям Андерсон. — Но нам не о чем беспокоиться — воздуха нам должно хватить надолго, ведь кормовой отсек — самый большой на судне, и в нем уйма воздуха. В кормовом отсеке трюма нет ничего, кроме швейных машин. Я видел, как их грузили. Чугунные чушки находятся в основном посередине или по крайней мере ближе к ней от кормового отсека. Так что никакой груз не оставляет столько свободного воздуха, как швейные машины. Они в легкой деревянной упаковке, а не в ящиках и едва занимают половину всего свободного пространства. Вокруг них сплошной воздух! Приятно, когда трюм не заполнен целиком тюками хлопка или мешками с пшеницей.

Возможно, это в самом деле приятно, но какой смысл в этом? К тому же Сэм, который тем временем обшаривал рубку, интересуясь, как обстоят дела, сообщил, что течь в двери опять возобновилась и еще вода просачивается у металлических иллюминаторов.

— Хорошо, что мы больше не погружаемся, — опять торжествовал Вильям Андерсон. — Иначе большое давление воды раздавило бы эти толстые стекла. А так нам остается заделать все щели. Чем больше мы будем заняты делом, тем бодрее будем себя чувствовать.

Мы нарезали еще полосок ткани и начали заделывать все щели, которые только могли обнаружить.

— Как нам повезло, что Сэм нашел эту лестницу, — снова воскликнул Вильям Андерсон. — Иначе как бы мы смогли добраться до иллюминаторов в кормовых каютах? А так прислонишь ее к нижней ступеньке трапа, которая, правда, стала верхней, и можно дотянуться до чего угодно в рубке.

Мне же пришло в голову совсем обратное: было бы гораздо лучше, если бы Сэм вовсе не находил никакой лестницы, но я не хотел омрачать хорошего настроения Вильяма и промолчал…

— А теперь, если не ошибаюсь, сэр, — произнес рассказчик, обращаясь к архивариусу кораблекрушений, — вы, кажется, сказали, что могли бы докончить эту историю сами. Может, вы прямо с этого места и начнете?

Архивариус выглядел явно озадаченным — похоже было, что он забыл о своем обещании.

— Нет, пожалуй, — пробормотал он. — Доскажите лучше вы сами.

— Хорошо, — сказал шурин Уоттса. — Итак, я продолжаю. Мы заделали все щели и сели ужинать, так как были очень голодны, потому что не пообедали. Мы не стали ни готовить чай, ни зажигать лампу, ведь это отняло бы у нас драгоценный воздух, но, несмотря на это, наш ужин был довольно недурен для людей, тонущих в открытом океане.

— Больше всего меня волнует вот что, — заговорил Андерсон. — Если над нами сорок футов воды, то наш флаг наверняка не виден на поверхности. Если бы перевернутый флаг торчал из воды, с проходящего мимо судна его заметили бы и поняли, что тут что-то не так.

— Если это все, что вас заботит, — вставил я, — вы будете спокойно спать. Но если с корабля флаг и заметят, то как они догадаются, что мы здесь, а если и догадаются, то как они нас вытащат?

— Что-нибудь придумают, — жизнерадостно сказал Андерсон. — На моряков можно положиться.

И мы легли спать. Наутро воздух в той части рубки, где мы находились, свежим назвать было нельзя, и тогда Андерсон сказал:

— Я знаю, что надо делать. Надо перебраться в кормовые каюты, где воздух чище. Сюда мы будем приходить есть, а потом опять отправимся в каюты дышать свежим воздухом.

— А что мы будем делать, когда и там воздух кончится? — невинно поинтересовался я у Вильяма, у которого был вид человека, собирающегося провести здесь все лето.

— А… Что-нибудь придумаем, — сказал он. — Излишество в потреблении кислорода так же вредно, как и во всем остальном. Когда здесь кончится весь воздух, мы сможем прорезать дырки в трюм и выпустим воздух оттуда. А если мы будем экономить, его хватит еще бог знает на сколько.

На ночь мы разошлись спать по каютам, используя вместо койки заднюю стену.

К полудню следующего дня мы почувствовали, что в рубке совсем нечем дышать, и изъявили желание глотнуть свежего воздуха. Мы добрались до переборки и сверлом, найденным в кладовой, просверлили три отверстия в полу, который теперь стал одной из стен, так же как корма с двумя иллюминаторами — потолком, как я уже упоминал.

Потом каждый припал к своему отверстию, наслаждаясь воздухом, поступающим из трюма.

— Это просто замечательно! — сказал Вильям Андерсон. — Мы должны благодарить судьбу, что трюм не загружен треской или мылом. Ничто не пахнет так приятно, как новые швейные машины!