На суше и на море. 1962. Выпуск 3

Василевский Лев Петрович

Когда Иван Порфирьевич закончил свой рассказ о колхозе и ушел, мы решили пойти посмотреть жилища нганасан. Все нганасаны, за исключением двух-трех семей, живут в чумах, и многие пока что не хотят переселяться в постоянные дома. Сказывается сила вековой привычки, да и трудно сразу отказаться от чума. У него, конечно, немало недостатков, но зато чум можно возить с собой, а без передвижного жилища коренному оленеводу нганасану не обойтись, даже если у него есть постоянный дом в поселке.

Нганасанский чум представляет собой эллипсоид с конической вершиной. Остов чума кроется выделанными и сшитыми между собой оленьими шкурами — шоками. Чтобы войти в чум, нам пришлось нагнуться и приподнять край одного из шоков. Внутри было полутемно и дымно. Над костром, горевшим посередине, висели на горизонтальном шесте котел с варившимися в нем рыбным супом и большой медный чайник, потемневший от копоти. Дым ел глаза, драл горло, и неудержимо хотелось

кашлять, а еще лучше выскочить на свежий воздух. И чем больше становилось дыма, тем стремительнее уменьшалась моя симпатия к чуму, как к почти незаменимому передвижному жилищу оленеводов. Лишь отвернув край шока, прикрывавшего вход, и впустив в чум свежего воздуха, я смог немного оглядеться.

Напротив входа за костром лежали дрова, там же хранилась домашняя утварь. Около входа стоял низенький столик. Пространство по обе стороны от костра вправо и влево от входа было покрыто сплетенными из травы циновками, на которых лежали подстриженные оленьи шкуры. На одной из них мы и сидели, скрестив ноги, что, честно говоря, довольно утомительно без привычки. Были в чуме и некоторые приметы нового: несколько книжек, местные газеты, будильник, зеркало, но в основном обстановка была старой, традиционной. Очень трудно превратить чум в современное культурное жилище; по своему типу он не приспособлен к такой метаморфозе; даже встать во весь рост в чуме невозможно из-за наклонных стен. Потому-то уже много лет, и особенно интенсивно в последние годы, ведется большая работа по созданию для пастухов современных типов передвижного жилища и по переводу нганасан и других малых народов Севера на оседлость.

Теперь нганасаны живут зимой не в чумах, а в балках. Балок — это своего рода домик на полозьях, крытый оленьими шкурами. Его тянут четыре-шесть оленей.

Выйдя из чума, мы пошли посмотреть, как нганасаны строят здание колхозного клуба. Колхозная плотничья бригада работала старательно, но неумело, и строительство шло медленно. «Юре! — окликнул Борис Осипович высокого худого нганасана, — нравится тебе быть строителем?» — «Однако, шибко тяжело работать, — ответил Юре. — Лучше тундру ходить, колхозных оленей пасти, диких стрелять». Потом мы говорили и с другими строителями на ту же тему. Все они предпочитают пасти оленей, ловить рыбу, ремонтировать пасти для песца, а не обтесывать бревна и строить дома. И дела тут не только в природных склонностях, а и в том, что непривычные к обращению с топором и фуганком нгапасаны работают очень медленно. Оплачивается же труд по тем же нормам и расценкам, что и в других колхозах нашей страны. Не удивительно поэтому, что нганасаны на стройке зарабатывают меньше, чем на охоте, а колхозу строительство обходится дорого, потому что оно растягивается на длительный срок. Разве не лучше было бы организовать районную строительную бригаду из плотников — мастеров своего дела. И строительство бы пошло быстрее, и колхозников не надо было бы отвлекать от решающих участков колхозного производства — оленеводства и охоты.

Вечером к нам пришел знаток нганасанского фольклора и религии, племянник одного из «великих» нганасанских шаманов Атакай Турдагин. Засветилась на столе маленькая керосиновая лампа, разогнав сумрак вокруг него, но оставив темными углы комнаты, и Атакай начал свой первый рассказ о великанах людоедах — сигие, матери-земле — моу-нямы и злых подземных стариках — сырада-нгуо.

Много старых легенд и преданий мы услышали от Атакая за время пребывания в Усть-Боганиде. Часто к нам заходил и Нумаку Чунанчар, симпатичный старик с добрыми глазами и неизменной трубкой в зубах. В отличие от Атакая он неважно разбирался в фольклоре, но зато мог досконально рассказать об организации колхоза у нганасан, первым председателем которого он когда-то был. Нумаку и теперь трудится в строительной бригаде. Тимофей Чунанчар, первый нганасанский моторист, — это его сын. Кроме сына у Нумаку есть еще две дочери, которые учатся в школе.

Навещали нас и другие нганасаны. За исключением ночи, мы почти никогда не бывали одни. Или у нас были гости, пли мы шли в гости к нганасанам. Незаметно за беседами с колхозниками, за изучением их быта и культуры летело время. Так прошли полтора месяца. И однажды, выйдя утром на улицу, мы увидели, что идет снег. Было это в конце августа. Длинными стали вечера. Холодный ветер заставлял зябко поеживаться. Через несколько дней нам предстояло покинуть полюбившихся нам нганасан и поехать в волочанский колхоз для изучения другого народа Таймыра — долган. Но прежде чем уехать, надо было продумать наши предложения руководителям района и округа по улучшению работы среди нганасан.

Нганасан очень мало, всего около семисот человек, в том числе в колхозе, где мы побывали, более двухсот. Кроме колхоза имени Шмидта, нганасаны, как мы уже говорили, живут и работают еще в двух колхозах Таймыра — имени Калинина и «Путь к коммунизму». В конечном счете нганасаны, вероятно,

сольются с соседними народностями, но пока что они не проявляют такой тенденции и, очевидно, долго еще сохранятся как самостоятельная этническая группа. Поэтому мы предложили объединить всех нганасан в пределах одного колхоза и сельсовета и открыть в поселке объединенного колхоза специальную школу для нганасанских детой. Это создало бы наиболее благоприятные условия для дальнейшего культурного расцвета нганасанской народности. Ну, а для подъема уровня жизни колхозников нганасан, по нашему мнению, надо было бы выдавать им не менее половины заработка натурой — оленьим мясом, шкурами и рыбой. Конечно, это как раз обратное тому, что делается сейчас почти во всех колхозах нашей страны, где совершается переход к исключительно денежной оплате. Но ведь и условия у нганасан совершенно особые. До революции они были одним из самых отсталых и изолированных от внешнего мира народов Сибири, и следы этого прошлого, несмотря на огромные успехи, достигнутые ими за годы Советской власти, полностью еще не изгладились.

Зачастую нганасаны не умеют правильно распределять полученные за работу в колхозе деньги, вот и получается в их собственном личном хозяйстве, как говорится, разом пусто, разом густо. Поэтому сейчас нганасанам еще рано переходить на чисто денежную оплату трудодня.

Не вдаваясь в научные подробности, скажу еще об одном из того нового, что удалось узнать. При детальном знакомстве со старой культурой нганасан и ее сравнении с культурой других народов Севера Борису Осиповичу Долгих, а потом и мне бросилось в глаза несомненное сходство в старых приемах охоты, покрое одежды, играх и многих других чертах культуры между нганасанами и живущими за много тысяч километров к востоку от Таймыра эскимосами Аляски и Канады, и это не случайное совпадение. Видимо, в далеком прошлом у нганасан и эскимосов были какие-то общие предки. Скорее всего ими были древнейшие обитатели Северной Азии — охотники за дикими северными оленями, совершавшие вслед за стадами этих животных далекие перекочевки.

Так, мы в беседах и спорах подводили первые итоги своей работы, а за окном все шел снег. Белой нежной пеленой он скрыл еще недавно ярко-зеленую траву и темный мох, маленькие кристаллики засверкали на огненно-красных листьях карликовой березы, у берегов озер образовалась ледяная кромка, а посередине рябили воду утки, готовясь к отлету. Стаи птиц потянулись к югу, солнце все быстрее стало совершать свой привычный круг и исчезать за высокой стеной нахмуренного, насторожившегося в преддверии холодов леса. Нганасаны стали перебираться из чумов в балки, кончалась быстротечная северная осень, наступала долгая полярная зима. Настало утро, когда мы попрощались с милым Нумаку, со сказочником Атакаем и с другими друзьями, спустились к берегу Хеты и сели в поджидавшую нас моторную лодку. На воде было очень холодно, лодка обледенела, сильный встречный ветер вздымал фонтаны брызг, и они сосульками замерзали на лице и одежде. Впереди были новые люди, новые проблемы, новые споры и раздумья.

Дж. Паттерсон

ЛЮДОЕДЫ ИЗ ЦАВО

_{Главы из книги}

НЕСКОЛЬКО СЛОВ

О КНИГЕ ПАТТЕРСОНА «ЛЮДОЕДЫ ИЗ ЦАВО»

КНИГА английского инженера Джемса Паттерсона получила международную известность в начале нашего столетия. Она выдержала несколько изданий и переведена на многие европейские языки (на русский не переводилась). Книга «Людоеды из Цаво» рассказывает о строительстве железной дороги в Восточной Африке. Она содержит попутно очерки природы и этнографии Кении и рассказы об охотничьих приключениях автора. Однако не эти, пусть живо написанные, но все же дилетантские сведения обусловили широкую известность книги. Центральный стержень ее — повесть о борьбе с двумя львами-людоедами, которые прервали строительство важного моста и замедлили всю постройку дороги. Именно эта повесть о большой трагедии и выдающемся человеческом мужестве сделала книгу Паттерсона документом отважной борьбы с природой, документом, который не потерял своего интереса и для последующих поколений, в том числе и для наших советских читателей, умеющих ценить стойкость, храбрость и самоотверженный труд.

Поэтому из всей книги были выбраны лишь главы, рассказывающие о борьбе Паттерсона с львами-людоедами, все другие части опущены как устарелые. Может быть, любители истории исследования Африки и этнографии посетуют на этот выбор и сочтут, что книгу следовало бы перевести полностью. Однако мне кажется, что интерес драматической центральной части книги не идет ни в какое сравнение с отрывочными и случайными наблюдениями автора над этнографией и природой Кении конца прошлого века. Вот почему в нашем сборнике для массового читателя мы ограничились лишь главами о борьбе с львами-людоедами.