На суше и на море. 1962. Выпуск 3
Шрифт:
— Спроси у старшего механика, — сказал Петр Андреевич Морозову, — может ли он обеспечить работы сухим паром?
— Пар есть, — коротко ответил старший механик.
— Температура пара?
— Около трехсот градусов. — Старший механик понимающе посмотрел на Петра Андреевича. — Можно поднять до трехсот шестидесяти, а давление до пяти килограммов на квадратный сантиметр. Шланги готовы. Через пять минут они будут на палубе.
— Отлично! — подхватил Петр Андреевич.
Слушая перевод Морозова, он не сводил взгляда со старшего механика. В коротких четких
— Я бы лично работал не паром, а кипятком, — посоветовал старший механик.
— Пожалуй, — согласился Петр Андреевич. — Кипяток лучше. — И обратился к остальным: — Прошу за мной.
За Петром Андреевичем вышли из рубки штурманы и механики, представители экипажа.
За дверями на полукруглой площадке и ступеньках лестницы расположились в ожидании решения командования матросы.
Последним вышел из рубки старший помощник Джим Олстон и остановился в стороне, всем своим отчужденным видом показывая, что он не желает вмешиваться в происходящее на площадке.
Петр Андреевич внимательно всматривался в хмурые, обросшие лица матросов. Для трюмных работ следовало отобрать людей физически сильных, а главное, с крепкими нервами. Но как отличить в толпе мужественного от слабого духом? Впрочем, работать на зыбкой и местами обледенелой палубе с тяжелым шлангом, бьющим с огромной силой крутым кипятком, тоже далеко не просто.
— Назначьте на палубные работы старшим Беллерсхайма, — подсказал Морозов, угадавший, о чем задумался старший группы. — В трюме он станет бузить, толковать о клубе самоубийц. На палубе не разговоришься. Каждому придется действовать шлангом самостоятельно, вдалеке от остальных.
— Так и сделаем, — согласился Петр Андреевич. — Волна с ветерком живо охладит его горячую голову.
— Беллерсхайм! — Настроение начальника передалось и Морозову. В голосе его появились властные нотки. — Подберите четырех человек для работы на палубе.
— Есть, сэр! — Беллерсхайм знакомым небрежным движением вскинул руку к полям зюйдвестки и вышел вперед.
Не задумываясь называл он имя за именем. Первым отошел в сторону Тихон-Том, за ним коренастый негр-кочегар со странным именем Пьер Канада и маленький гибкий швед.
Беллерсхайм подошел к старшему помощнику, коротко переговорил с ним и вернулся к Морозову.
— Старшим палубной группы останется третий механик Жозеф Бланшар, — доложил он и повернул было к товарищам.
— А вы? — невольно вырвалось у Морозова. — Вы куда?
— Пойду в трюм, — с достоинством ответил матрос. — Ганс Беллерсхайм нужнее в трюме.
И он показал Морозову свои могучие узловатые руки.
Отделаться от Беллерсхайма не удалось. Он стоял с товарищами — огромный, прочный, уверенный в своей силе и правоте. Почему Беллерсхайм вызвался добровольно идти в трюм? Заговорило самолюбие старого моряка, или вожак не захотел отставать от товарищей? Размышлять над этим было некогда.
— Люди и шланги готовы! — доложил третий механик, коренастый смуглый крепыш с седеющими курчавыми волосами. — Разрешите приступить?
Пропуская вперед палубную группу, Петр Андреевич задумался: можно ли полагаться на впервые увиденного третьего механика? Явный южанин! Да еще из машинного отделения. Любой матрос траулера умеет бороться с обледенением.
Для него это повседневная привычная работа… Взгляд Петра Андреевича задержался на взволнованно ожидающем лице Алеши.
— Оставайся на палубе, — приказал он. — Только не лихачествуй. Голову береги. Да покажи, что для нас, рыбаков, борьба со льдом дело привычное. А если станет кто увиливать… бегом ко мне.
— Ясно! — с готовностью ответил Алеша.
И подхватив ближайший шланг, принялся проверять его.
Третий механик обвязал грудь прочным линем, пристегнул закрепленный на конце его карабин к лееру. Обвязывались и остальные матросы.
Жозеф Бланшар увидел, что Алеша собирается идти с ним, и подал ему линь. Алеша со снисходительной улыбкой качнул головой. Тогда Жозеф Бланшар без церемоний взял его за плечи и, отчитывая по-английски, сам перехватил линем грудь Алеши, закрепил прочным узлом и дал карабин в руки.
Петру Андреевичу это понравилось. Хватка у третьего механика есть. Дружба дружбой, а порядок на палубе соблюдай.
Отобранные для работы в трюме матросы стянулись к выходу из надстройки на палубу, плотно забив неширокий проход. Пока они ждали Тони Мерча, ушедшего с Беллерсхаймом за инструментами и тросами, на палубе приступили к работам. Тугие струи крутого кипятка врезались в свисающий с полубака наплыв льда. Крепкие клубки пара вскипали под шлангами и, прижимаемые ветром, мелкой рябью стлались по палубе.
Дожидаясь боцмана, матросы видели: борьба с креном началась сразу и энергично. Уже и возле борта закурчавился пар, и на ходовом мостике появились две фигуры, подтягивающие шланг.
Первыми спустились в лазовый люк Беллерсхайм с переносной люстрой и Тони Мерч с увесистым мотком троса. Одни за другим скрывались матросы в тамбуре, втаскивая за собой тросы, блоки, вымбовки.
Глухо бухнула о борт отвалившаяся от полубака глыба льда и повисла над морем на вмерзшем в нее канате. Матрос закрыл вентиль шланга и ударом топора пересек пеньковый канат.
Пока двое очищали полубак, остальные разбились попарно и направили шланги на широкий и толстый пласт льда, свисающий с капитанского мостика за борт. Порывистый ветер бил в лицо, рвал из рук шланги. Вскипающий под струен кипятка пар застилал степу надстройки. Порой приходилось работать почти вслепую.
Жозеф Бланшар взял на себя наиболее трудную часть работы. Он поднялся со своим напарником Алешей на ходовой мостик, привязался там к поручню и, борясь с ветром и широкими размахами качки, подрезал сверху широкий пласт, покрывавший добрую треть надстройки. Толстые рукавицы ско ро прогрелись от горячего шланга, стали жечь руки. Пришлось передать его Алеше. Сменяя друг друга, они не замечали, как проходило время. Все внимание их уходило на углубляющуюся прорезь между стеной ходовой рубки и льдом.