На Тихом океане
Шрифт:
Некоторое время спустя человек стоял у нас на палубе. Это был англичанин, комендант колонии. Удостоверившись, что на борту нет больных, он разрешил нам пристать к берегу. Но чтобы не заразиться лихорадкой, нам было предложено на ночь оставаться на яхте.
Узнав, что привело нас на остров, он проявил любезность и готов был принять беглых каторжан незамедлительно. Затем на вопрос, известно ли ему имя Та Ци, он ответил:
— Безусловно. Та Ци — купец, живущий на Теланджанге, а поскольку он единственный, кто снабжает нас всем необходимым, мы делаем для него известные
— Он честный человек?
— Конечно, если позволительно говорить о честности применительно к таким людям, как китайцы.
— А где он живет на Теланджанге?
— На северной оконечности.
— А на западном, там, где стоят три шеста?
— Там хижина одного старого аборигена. Но вы, видимо, уже бывали здесь раньше?
— Нет, мне поведали об этом, сами того не зная, наши каторжане. Кстати сказать, Та Ци — вовсе не честный человек, каким вы себе его представляете.
— Это заблуждение, сэр!
— Нет, и я вам это докажу.
Теперь лишь я сообщил чиновнику обо всем, что мне удалось подслушать. Последний, несмотря на все удивление, поверил мне и, кроме того, выразил желание теперь же выслать лодку с сипаями к Теланджангу с тем, чтобы схватить Та Ци.
Разумеется, мы отговорили его, объяснив, каким образом собираемся заполучить разбойника. Чиновник был с нами абсолютно согласен и, захватив арестантов, уехал на берег.
С наступлением вечера мы с Квимбо занялись тем, что стали закрашивать мне руки, ноги и лицо жженой пробкой. Закончив, Квимбо с удовлетворением истинного художника, завершившего очередной шедевр, осмотрел меня с ног до головы.
— О добрый, бравый Германия, ты красив, как прекрасный, добрый, мужественный Квимбо! Минхер Германия теперь как кафр-басуто!
Расточая восторги по поводу того, сколь многими достоинствами художника обладает он и сколь многими прелестями стал обладать я благодаря его стараниям, Квимбо сокрушался лишь о том, что его не берут с собой; мне тоже было крайне жаль. Однако это было небезопасно: китаец и кафр непременно узнали бы друг друга.
В предрассветном тумане следующего утра мы снялись с якоря и вышли из гавани. Взяли курс на Батти-Малв и, как только попали в течение, спустили лодку.
— Удачи! — крикнул на прощение Раффли, и мы погребли.
Течение было сильным, и мы почти не прилагали усилий. Махаба, рассмеявшись, обратился ко мне:
— Сагиб, вы точь-в-точь как настоящий сингалец; у китайца не будет никаких сомнений.
— Не сингалец, а арабский моряк, как договорились; не забывай об этом!
Примерно через час взору нашему предстала северная оконечность Теланджанга. На берегу стояла группа людей, которые нас скоро заметили; некоторое время они наблюдали за нами, а затем один из них, выделявшийся фигурою и ростом, побежал в сторону западного побережья.
— Это, наверное, Та Ци, — предположил Махаба.
— Видимо.
— Нам предстоит с ними бороться?
— Скорее всего нет, по крайней мере, тебе — нет.
На случай борьбы у меня, не считая ножа, заткнутого за веревку, которая выполняла роль пояса, не было никакого оружия.
Вскоре мы вышли из течения и, завидев мачты, налегли на весла. На берегу стояла хижина на сваях, возле которой застыли, наблюдая за нами, двое мужчин; один был среднего роста, другой же высок и широк в плечах.
— Китаец и старый никобарец, ему должна принадлежать хижина, — сказал я. — Эй, остановите нас!
Это не требовало больших усилий, поскольку был час прилива, несшего нас к берегу. Мужчины же не только подошли к воде, но, снявши обувь, вброд добрели до нас и отбуксировали к берегу. Махаба выпрыгнул из лодки, я же, обремененный тяжелой цепью, вылезал дольше.
Китаец и впрямь оказался Голиафом. Он вывел нас на сухой берег, а затем сказал:
— Я Та Ци. Я нужен вам?
— Да. Спаси нас! — ответил я.
— Охотно, потому что я вижу, что вы с Острова Гадюк, а там — наши лучшие люди. Вас кто-нибудь видел?
— Нет.
— Хорошо, идемте!
Старик ушел в свою хижину. Та Ци повел нас по одному ему известной тропинке в джунглях. Перед мангровыми зарослями он остановился, раздвинул ветки, и мы увидели ступени, по которым и спустились, очутившись в глубокой четырехугольной шахте.
Та Ци, выслушав наши рассказы о себе, принес нам одежду, еду и даже бутылку рома. После того, как я рассказал, что был владельцем арабского доу [78] , Та Ци, принявшийся расписывать достоинства пиратства, сказал:
78
Доу (правильнее: дау; араб.) — туземное, обычно одномачтовое судно в Аравийском море, водоизмещением 150–200 тонн. Однако арабы часто называют так все суда местной постройки.
— Ты командовал доу, был моряком, и Линь Дао даст тебе джонку.
— Линь Дао? А кто это?
— Наш адмирал и духовный правитель.
— Он и кораблем сам командует?
— Теперь уже нет. Он живет в Ху-Цяо.
Вот оно, заветное название! Теперь скорее второй вопрос:
— Ху-Цяо? А где это?
Я бросил мимолетный взгляд. Получу ли ответ на этот, столь важный для нас, вопрос?
— Напротив острова Мансиллар [79] в бухте Тапанули.
79
Манселлар — старое название острова Мансалар, Индонезия.
Слава Богу: он попался! Тем не менее, сдержавшись, я продолжил:
— Тапанули — это на юго-западном побережье Суматры?
— Да. Я вижу, ты отличный моряк. Когда вернется «Хай-ян це», он возьмет вас с собой на Мост Тигра, где у великого Линь Дао вы получите должности.
— «Хай-ян це»? — переспросил я, застигнутый врасплох.
— Ну да.
— Китайская джонка, которую еще называли Girls-Robbers?
— Да.
— Она не вернется.