На то они и выродки
Шрифт:
Заново нужно было отстраивать и Столицу, полусожженную-полуразбомбленную, другие города, разумеется, тоже — но Столицу в первую очередь. Благо сюда после окончания войны стекалось множество народу. Прежний прогнивший режим ставил бы перед ними всяческие рогатки, но не нынешний. Ощущалась огромная нехватка рабочих рук, и кто хотел стать столичным жителем, должен был внести свою лепту в восстановление Столицы из руин.
Народ это понимал и в большинстве своем героически сносил временные трудности. Их было достаточно, этих трудностей. Если жилье, хотя бы временное, можно было получить почти сразу, то проблемы с водоснабжением, электричеством и отоплением так просто не решались. Еще больше проблем было с продовольствием. На какой-то короткий промежуток времени вообще исчезли деньги. Старые имперки вышли из обращения, а новые кредиты еще не были отпечатаны. Но со всем этим как-то справлялись — волею и талантами все тех же Великих
Говорили они это через посредство газет (они снова начали выходить) и по радио — устами дикторов. Телевидение из-за перебоев с энергоснабжением почти не работало. А если б и работало, то никаких публичных выступлений бы не последовало — об этом было заявлено сразу. Власть была взята не для того, чтобы наслаждаться личной славой и почитанием сограждан. Но только для того, чтобы вывести страну из того тупика, куда загнали ее враги и деградировавшие прежние правители. И чтобы доказать, что люди, стоящие во главе страны, ничем не отделяют себя от собственного народа, никто не должен был видеть их лиц.
Впрочем, сообщали СМИ, как только первоочередные задачи будут решены, телевизионное вещание возобновится в полном объеме, и народ увидит свежие сводки новостей о важнейших событиях в стране, победах и достижениях.
Если б еще определиться, какие задачи у нас первоочередные, думал Канцлер. Каждый соратник тянет одеяло в свою сторону, и ведь все правы, массаракш.
Он ехал по главному проспекту Столицы — Державному (его не стали переименовывать, название подходило при любой власти). Когда-то он считался одним из красивейших в стране, но сильно пострадал во время войны. Может, поэтому и пострадал — хонтийцы и пандейцы с остервенением бомбили «символ угнетения и оккупации», хотя никаких стратегических объектов здесь не имелось.
Сейчас обе стороны проспекта вовсю застраивались новыми зданиями — весьма безобразными, по мнению Канцлера. Строили все, кому удалось получить разрешение на работы в центре города. Когда-нибудь, когда у нас будет время на осуществление генерального плана по застройке города, думал Канцлер, мы все это снесем и возведем новые здания. А сейчас… пусть строят. Терпеть развалины в сердце Столицы — тоже не дело, а на генплан пока нет ни сил, ни средств. И то, и другое уходит на более важные задачи. Как это было сказано? — первоочередные.
Сам он первейшей задачей считал даже не восстановление производства, а снабжение. Как бы ни был народ преисполнен энтузиазма, он ничего не построит, если будет валиться с ног от голода. Между тем с сельским хозяйством дела обстояли еще хуже, чем с производством. То есть его просто не было, сельского хозяйства. Ряд военных заводов сумел пережить войну, и на каждом из них можно открыть поточные линии, выпускающие, помимо танков и броневиков, автомобили и трактора. Но куда мы будем эти трактора выпускать? Пахотные угодья уничтожены, земля заражена — радиацией, химией, бактериологическими бомбардировками. Народ из деревень спасается от голода в городах, где можно получить хоть какую-то работу и жетоны на питание. Бывшая «житница Империи» — Хонти — от нас закрыта. Импорт не существует по определению. Была надежда на военную операцию, но… не оправдалась. Впрочем, не факт, что у них там сейчас лучше, чем у нас. Может, даже хуже — раскол Хонти, судя по перехваченным радиопередачам, сохранился. Но этим обстоятельством сыт не будешь. А чем будешь?
Пока что проблему удавалось решать путем реквизиций у представителей крупного капитала и владельцев закрытых при новой власти торговых фирм. Именно у них изымалось продовольствие, которое свозилось на склады и раздавалось населению по жетонам. Но до бесконечности это продолжаться не могло. Массаракш и массаракш, у нас тысячи гектаров забиты оружием, уже не нужным, но еще действующим, ибо управлялось автоматически или дистанционно. А пахать негде. Нужно искать новые угодья… и как-то избавляться от этого орудийного хлама. И это только одна из насущных проблем. Другие, в общем, не менее важны.
Потому что они и в самом деле по-прежнему окружены врагами. Проклятые самопровозглашенцы до сих пор существуют, и опять-таки, нет возможности с ними покончить, по крайней мере немедленно. Официальная доктрина гласила: «Мы не позволим врагу топтать священную нашу землю, но чужая нам не нужна». Правда же состояла в том, что победоносное наступление просто захлебнулось. Основной генератор имел пределы излучения, а временные ретрансляторы на тот момент мало где успели установить за пределами Столицы. Соответственно этому иссякал энтузиазм, двигавший пехотинцами и танкистами. Авиация же была в значительной мере уничтожена, а восстанавливать ее немедленно не имело смысла. Если верить Графу, были случаи, когда пилоты, внезапно вышедшие при наборе высоты из силового поля, теряли управление. Это означало бессмысленные потери и в человеческих ресурсах, и в технике. Чтобы избежать сокрушительного поражения, которое свело бы на нет все достигнутые преимущества, войска пришлось отвести от границ. К счастью, враг, судя по всему, получил жестокий урок. Армии Хонти и Пандеи явно более не рвались в бой. Ни о каких «Объединенной Хонтийской Державе» и «Великой Пандее от моря до моря» больше не было слышно. Вдобавок между ними и территорией бывшей метрополии пролегли пространства, особо сильно зараженные радиацией и создававшие естественные (или, лучше сказать, противоестественные) границы.
Увы, того же нельзя было сказать об Островной Империи. Конечно, тут заслоном служил океан, но он же был стихией для мощного подводного флота островитян. А у молодой республики с флотом дела обстояли если не так катастрофически, как с авиацией, то тоже не лучшим образом. Вдобавок Островная Империя не терпела масштабных поражений на суше (по той простой причине, что масштабных сухопутных операций не развертывала), и за ней было стратегическое преимущество.
Однако островитяне по какой-то своей, недоступной континентальному пониманию логике вторжения не предприняли. Не было больше и нападений с воздуха. Может, также исчерпали ресурс по части авиации, а может, сделали какие-то выводы. Это не значит, что они вовсе прекратили боевые действия, но ограничивались нападениями на побережье. Но без поддержки с воздуха и без наземной операции эти налеты пока не могли иметь далекоидущих последствий, и с ними можно было справляться силами береговых патрулей.
В любом случае армия оставалась главной и самой надежной опорой новой власти (в конце концов, из ее рядов властители и вышли) и должна была оставаться в полной боевой готовности. А это значит — помимо того, что армию необходимо в первую очередь (опять первая очередь) снабжать всем необходимым — от провианта до вооружения, — генератор должен работать безостановочно. Иначе дисциплину при нынешнем положении дел не поддержать.
Отчасти поэтому Канцлер и собирался встретиться с Шершнем. Сегодня у них была назначена конфиденциальная встреча. Он ехал без охраны. Впрочем, все они, новые хозяева страны, старались не обременять себя большой свитой или свести ее к минимуму — это нарушило бы принцип анонимной диктатуры. С Канцлером был только водитель, и его настраивал на преданность хозяину в своей лаборатории лично Шершень. Штучная работа, такого массовым излучением не добьешься. Автомобиль был не роскошным лимузином, а бронированным «армадиллом» из автопарка механизированных войск. Иначе никак. Канцлер вовсе не страдал паранойей, но, как и его товарищи, успел убедиться, что лояльность народа к власти вовсе не означает безопасного продвижения по городу.
Преступность расцвела в Столице пышным цветом. Казалось бы, наличие излучения вкупе со сменой властей должно было свести ее на нет. Но этого не произошло. Ладно бы, удаленные регионы, где шатались шайки дезертиров и мародеров, туда тоже еще не успели протянуть ретрансляторы. О том, что творилось в пустынях и джунглях, рассказывали такое, во что в здравом уме поверить было невозможно. Однако Шершень пожимал плечами и говорил: а что, вполне может быть. Помимо неконтролируемых мутаций вследствие радиоактивного и бактериологического заражения есть у нас то, что выводилось в секретных имперских лабораториях, где этими мутациями пытались управлять. Шершень ведь возглавлял только один из секретных научных объектов, а было их несколько, и находились иные из них вдалеке от городов, на военных базах. Теперь базы эти были ликвидированы — нападениями извне или мятежниками изнутри, а питомцы лабораторий вырвались на свободу… и, в общем, остается надеяться, что эти твари нежизнеспособны или сами собой сдохнут от радиации.