На торный путь
Шрифт:
– Заговоришь тут, – неожиданно зло отозвался тот и пояснил: – У нас и прежде немцев всяких много служило, а теперь и вовсе: как офицер – то эстонец или курляндец.
– Это не про наш ли полк речь? – вставил и своё слово измайловец.
– Само собой, – подтвердил семёновец и, изрядно хлебнув из кружки, заявил: – Зато государыня у нас теперь русская, вон и квас, говорят, любит. Может, она и немцев, того, не особо допускать будет…
– Не похоже, – нахмурился преображенец. – Там, где она до сей поры пребывала, немцев полно. Вон Бирон этот, что следом из Курляндии заявился, теперь при ней неотлучно. А с ним
– Полагаю, должна обратить внимание, – выразил надежду семёновец.
– Да незаметно чего-то, – скривился преображенец. – Пока государыня на верховников, что её своими кондициями ограничить хотели, внимание обращает. За князей Долгоруких особо взялась. Почитай всех в ссылку, а самого младшего в солдаты сдала, да ещё чтоб без повышения в чине, а он ещё отрок совсем.
– Не наше то дело, – попытался смягчить разговор измайловец.
– А может, и наше, – напрямую дерзко высказался преображенец и, подтянув ближе к себе стоявшую на столе миску, принялся закусывать сушёной корюшкой…
Командир отдельного персидского корпуса принц Гессенский, сопровождаемый конвоем, подъехал к собравшейся у ограды мечети толпе и придержал коня. Приближались дни «ашура», чествования памяти потомков первого халифа, и сейчас в этой мечети шло религиозное собеседование «роузе-хани». За высокими чёрными шапками одетых в коричневое аба персов дервиша, рассказывавшего о страданиях шаха Гуссейна, было плохо видно, но его голос в общей тишине звучал отчётливо. О войне он говорит громко, отрывисто, и находящийся рядом, всегда следующий за принцем толмач переводил особо значимые фразы:
– Мусульмане против гнёта и насилия… Пророк, защитник ислама…
Понятно, что дервиш говорит о войне с турками и конечно же весьма прозрачно с некой угрозой намекает на занятую русскими округу, однако мечети пользуются правом убежища, тут можно говорить свободно, и принц, тронув повод, поехал дальше, ещё раз мысленно оценивая услышанное.
Занятая царём Петром область Персии не дала ожидаемых выгод, а содержать стоявшие там небольшие гарнизоны из-за климата было весьма накладно, и эту территорию после благоприятных переговоров обменяли на разные льготы в торговле. Однако удачно начавший войну с турками Надир-шах попросил несколько отсрочить вывод русских войск и, прикрывшись ими от возможного удара с тыла, стал наступать на Багдад. Именно поэтому принц Гессенский внимательно следил за ходом боевых действий и ждал разрешения покинуть Персию.
Вот только едва принц вернулся на место постоя, как давно ожидавший его адъютант немедля подал ему запечатанный конверт и доложил:
– Прислали с нарочным. Ещё передали, Терти-Гирей перешёл Терек.
Принц повертел конверт в руках и раздражённо сказал:
– Так, значит, ещё одно…
Под Багдадом у султана, по вступлении в войну, дела шли плохо, и он приказал крымскому хану кратчайшим путём, через русские земли, идти в Персию, чтобы нанести Надир-шаху удар с тыла. Принц Гессенский предупредил хана, что воспрепятствует походу силой оружия, но тот поступил по-своему и вдобавок принялся рассылать в подчинившиеся России орды прелестные письма, возбуждая их к мятежу. Однако старшины не распечатывая отправляли послания хана в ставку, и сейчас, глядя на ещё одно такое, принц спросил:
– Где сейчас
– Лазутчики сообщили, хан от аула Черченеи идёт к станице Горячей скорым маршем, – чётко ответил адъютант.
Новые лазутчики подтвердили, что хан действительно движется двумя дорогами в этом направлении по расположенным недалеко друг от друга ущельям, причём одно было достаточно широким, а второе узким. Не зная точно, какую из дорог надо считать опаснее, принц разделил все свои силы на три отряда. Первый, самый сильный, был направлен в широкое ущелье, несколько сотен казаков перекрыли узкое, а сам принц, возглавив главный резерв, решил поставить его так, чтобы у него была возможность оказать помощь и тому и другому отряду.
Отдав все нужные распоряжения, принц вышел из невзрачного домика, где была его резиденция, отметил, что сегодня горные пики прорисовываются на фоне неба особо чётко, и приказал подать каурого. Надо сказать, конь этот был особенный. Его, как подарок русскому начальнику, привели из какого-то высокогорного аула. Поначалу, едва глянув на довольно невзрачную лошадь, принц вообще не хотел брать такой подарок, однако, когда толмач сказал ему:
– Бери, бачка, ой карош лошадь, – смилостивился и, поверив своему толмачу на слово, даже поблагодарил дарителей.
Толмач оказался прав. Уже во время первой же поездки в горы выяснилось, что конь совсем не боится высоты, легко взбирается на любую кручу и, главное, может как угодно долго идти рысью горной тропой, даже если она вьётся по самому краю глубокого ущелья. Именно поэтому принц всегда приказывал седлать своего каурого, направляясь на какое-либо серьёзное дело.
А дело и впрямь на этот раз завязалось нешуточное. Татары, как и предполагал принц Гессенский, пошли широким ущельем. Правда, сначала они произвели диверсию на другой дороге, сделав вид, что собираются, сбив не особо сильный казачий заслон, идти именно там. Видимо, Терти-Гирей ждал, что, пока силы урусов, которые наверняка бросятся помогать казакам, будут связаны боем, он сам ударит им в тыл через широкое ущелье. Поначалу вроде всё так и складывалось. Начав схватку с казаками, хан повёл главную часть своего войска дорогой, что шла по широкому ущелью, и атаковал преградивший ему путь русский отряд.
С громкими криками «Алла… Алла…» татары яростно бросились на этот заслон, но, встреченные дружным залпом, поначалу замешкались, а затем стали обходить каре по боковым кручам. В одном месте их фланговый удар достиг цели, шеренги смялись, и там солдаты, теряя строй, начали беспорядочно отступать. Казалось, татары берут верх, однако не попавшийся на ханскую уловку принц Гессенский уже вёл на помощь отряду основной резерв. Больше того, сразу оценив обстановку, принц послал нарочного, вызывая сюда же часть казаков из узкого ущелья.
Подмога пришла вовремя. Едва отряд принца успел выстроиться, закрыв дорогу, как татары, размахивая саблями, с победными воплями кинулись в атаку. Но слитный мушкетный залп, встретивший нападавших, сразу охладил их пыл, а когда вдобавок по ним открыли огонь установленные по обе стороны от дороги полевые пушки, татары откатились обратно. Впрочем, Терти-Гирей явно проявил упорство и, быстро задержав отступающих, ударил всеми силами по правому крылу, откинув на полверсты державший там оборону уже ранее сильно потрёпанный заслон.