На веки вечные. Дилогия
Шрифт:
– Ну, это уже по вашей части, – отмахнулся Руденко. – Я лично не возражаю, но когда, как, вы уж сами решайте. Мое дело допрос провести так, чтобы без сучка и задоринки.
Какое-то время они шли молча, но каждый думал о том, что ход с Паулюсом, конечно, выигрышный и эффектный, но вот в случае срыва или неудачи… Москва объяснения слушать не будет – надает по шапке со всеми вытекающими последствиями.
– А теперь давайте пройдемся по пунктам плана, – нарушил молчание Руденко. – Пункт первый. Доставка свидетеля в Нюрнберг.
– Делать это открыто, легально с разрешения американцев,
– Да все, что угодно, – фыркнул Александров. – У них там, в комнате для допросов, в это время кто только не появляется! Какие-то люди все время бродят – заходят, выходят… Прямо как в зоопарке!
– Так как действовать будем? – в упор посмотрел на Филина и Александрова нахохлившийся от тяжелых мыслей Руденко. – Или еще не придумали?
– Ну, кое-какие мысли есть, – не стал томить начальство дальше Филин. – Думаю, доставлять его в Нюрнберг надо тайно, соблюдая конспирацию и все меры предосторожности, но с формального разрешения американцев… Чтобы все приличия соблюсти.
– Согласен. Но как именно это можно сделать?
– Лучше всего доставить его сначала самолетом в Берлин, в нашу зону оккупации, а потом на нашу базу в Плауэн. А уже оттуда на машине в Нюрнберг. Это всего несколько часов. К тому же из Плауэна очень много наших машин ходит, американцы к ним привыкли, если досматривают, только для проформы. Ну, а если подарить несколько банок икры и бутылок водки…
– Что, клюют? – удивился Руденко.
– Еще как! – усмехнулся Филин.
– От, бисовы дети!.. Хорошо, Сергей Иванович, доработайте с товарищем Александровым план и действуйте. Теперь пункт второй. Как и когда предъявить свидетеля суду? Уж коли это наш крупный козырь, то и играть им надо наверняка.
– Я думаю, тут нужен, как говорят, наши американские друзья, элемент шоу, – предложил Филин.
Руденко вопросительно посмотрел на собеседника.
– Что за шоу такое?
– Я хочу сказать, что его появление должно произойти очень эффектно, зрелищно, чтобы весь зал вздрогнул от неожиданности, а корреспонденты раззвонили о сенсации на весь мир…
– Ох, Сергей Иванович, доведут вас эти американские фокусы, – засмеялся Александров. – Тлетворное влияние Запада ощущается.
– Да нет, тут он прав, – оживился Руденко. – Момент надо выбрать самый-самый! И какое там тлетворное влияние? Мы еще в июне сорок пятого на процессе Окулицкого всегда учитывали, что суд освещают наши и западные газеты, а некоторые заседания транслируются по радио на всю страну. И добрые сюрпризы готовили обвиняемым. Хорошая драматургия нужна! Вообще, этот момент я беру на себя, есть у меня одна задумка…
– Тут вот еще какая заковыка, – задумчиво сказал Филин.
– Еще одна! – развеселился Руденко. – Не было у бабы забот, так привезли порося. Аж из Москвы!
– Мы должны быть на сто процентов уверены, что Паулюс выступит так, как надо. Одно дело согласиться на такое в Москве, и другое – выступать здесь. Увидит разрушенный Нюрнберг, своих начальников, хоть и бывших, услышит обвинения адвокатов, которые начнут его топтать и провоцировать… Как бы не расквасился, не поплыл. Не хотелось бы сесть в лужу!
– Начальство, Сергей Иванович, и об этом подумало, – непонятно улыбнулся Руденко.
– И?
– И считает, что окончательное решение – выступать или не выступать? – мы должны принять на месте. Самостоятельно. Исходя из его состояния. В конце-концов, если он пойдет на попятную, обойдемся и без него… Отправим обратно, если он будет не в состоянии выступать. В общем, Москва оставляет последнее слово за нами. Ну и, соответственно, полная ответственность тоже на нас.
– Москва, Москва… – привычно вздохнул Филин.
Александров остро взглянул на него, растянул губы в улыбке.
– Разговорчики в строю.
– Стихи, – развел руками Филин. – Михаила Юрьевича Лермонтова, между прочим.
Как признал генерал фон Швеппенбург, участники созданной американцами группы из германских высших офицеров по составлению документальных отчетов о военных компаниях вермахта, получили возможность «изымать из обращения те или иные разоблачительные документы, которые могли быть использованы на Нюрнбергском процессе».
Генерал-фельдмаршал Кюхлер, как старший по званию в группе, указывал на недопустимость «какой-либо критики германского командования» и поставил задачу «соорудить памятник германским войскам».
Глава XX
Тевтонский рыцарь
У входа в бар во Дворце правосудия Ребров увидел Пегги, мило беседующую с помощником одного из немецких адвокатов. Этот молодой «ариец» с явно военной выправкой давно уже привлекал внимание Реброва, уж слишком он не походил на всю остальную адвокатскую братию.
– Хеллоу, Денис, – весело помахала ему Пегги. – Встретимся через пять минут. Есть новости!
«Ариец» в сторону Реброва намеренно не повернулся, что-то этим демонстрируя.
– Ну и что вам поведал этот тевтонский рыцарь? – поинтересовался Ребров, когда Пегги уселась напротив.
– Ого! Уж не звуки ревности слышу я в вашем голосе? – подняла безупречно прорисованные брови Пегги. – Наконец-то!.. Но почему вы решили, что он, этот молодой немецкий юрист, тевтонский рыцарь?
– Ну, судя по выправке, до того, как стать адвокатом, сей красавец прошел хорошую строевую подготовку. И, наверняка, боевую тоже.
– Вы наблюдательны. А он действительно хорош… – хищно потянулась Пегги. – Но, чтобы вы знали, я встречалась с ним только как журналистка. Интересовалась, как он воспринимает слова французского обвинителя, что германский народ надо перевоспитывать? Нет, не просто перевоспитывать, а сделать его другим.