На веки вечные
Шрифт:
От страха все сжалось внутри. Она не переживет, если потеряет его. Хит молчал. «Почему? — отчаянно думала Мередит. — О Боже, он разочарован! Он, наверное, любит высоких, изящных женщин с высокой грудью». Поднимая глаза, Мередит приготовилась к худшему.
А Хит, откинувшись, сидел, молчал и смотрел. Ей безумно хотелось превратиться в воду и просочиться сквозь щели в полу.
— Глазам своим не верю, — наконец произнес Хит. Мередит не ожидала, что он настолько черств. Но, перехватив его взгляд, заметила в нем озорные искорки.
— Боже! Вижу, что
Но ее ноги будто приросли к полу.
— Значит, ты считаешь, что я… Ну, сам знаешь…
— Медведи в лесу не шутят. Дорогая, ты потрясающая! Кто бы подумал, что под камуфляжем ты так хороша!
— Камуфляжем?
— Ну, теми ужасными штанами. Я балдею от твоих ног в джинсах.
— Но если тебе не нравилось, как я раньше выглядела, почему ты… мной заинтересовался?
— У меня такой взгляд, что может проникать сквозь стены. И когда ты отворачивалась, я взглядом раздевал тебя донага.
— Неправда. Ты всегда был настоящим джентльменом.
— Просто задурил тебе голову. Вежливым — да, но не бесчувственной скалой. К тому же меня привлекло не твое тело, а фантастические волосы и огромные, красивые глаза.
«Которые теперь совершенно иного цвета», — в смятении подумала Мередит, и ей ужасно захотелось заплакать. Хит полюбил темноокую брюнетку с пышным бюстом, которой, оказывается, никогда не существовало.
— Извини, — проговорила она.
Брови Хита сошлись у переносицы.
— За что?
— За то, что не такая, как ты думал.
Он долго-долго вглядывался в се глаза.
— Мередит, раньше ты была симпатичной, а теперь красивая. Надо же, прятать такое! От твоей фигуры у меня лезут на лоб глаза. А волосы? Стоит мне на них посмотреть — так и хочется запустить руки. А глаза? В жизни не видел ничего подобного. Когда ты вышла из спальни, я чуть не проглотил язык.
Такая лесть казалась в высшей степени подозрительной. Мередит вгляделась в смуглое лицо Хита. А он действительно очень хотел ее приободрить. И как ни странно, ему это удалось. Не то чтобы Мередит хотя бы на секунду поверила, что он чуть не проглотил свой язык. Просто поняла, насколько сильно он ее любил. Ему было не важно, большие у нее бедра или грудь. Он ее любил такой, какая она была.
Мередит робко подошла. Хит привлек ее, посадил себе на колени, стал целовать, пока у нее не закружилась голова. Затем потянул ее кофточку вниз только что выбритым подбородком и запустил язык за край бюстгальтера. Каким-то образом ему удалось извлечь ее грудь. И на кухне, средь бела дня, принялся целовать сосок и до мучительной истомы слегка покусывать его.
— Хит… ну нельзя же… Хит, а если…
Она хотела напомнить ему о Сэмми, но слова так и остались непроизнесенными. Мередит почувствовала, что ее кости начали таять, и так и не сумела выговорить имя дочери. Зато испытала страстное желание потащить Хита за волосы в спальню. Однако он с довольным блеском в глазах натянул кофточку
— С добрым утром. Не хочешь чашечку крепкого кофе?
— Только-то? После всего, что ты сейчас делал, я получу всего лишь чашечку кофе? — И Мередит наклонилась, собираясь его поцеловать, но Хит увернулся.
— Ну нет, придется подождать.
— Сколько?
— До вечера. Днем времени не будет.
— Ну ты и негодяй!
— Негодяй? Ничуть. Просто теперь ты будешь думать об этом весь день. И ночью сама придешь в мои объятия.
— Я и сейчас сама иду в твои объятия.
— Не выйдет. Нам надо поговорить и заняться делами. — Хит снял ее с колен и отправился за кофейником, а когда вернулся, сказал уже серьезно: — Я все думаю и, кажется, придумал, как вытащить тебя из этого дерьма.
— Да ну? — Эта новость заставила Мередит забыть о том, что минуту назад она рвалась в спальню. — Как?
Хит сел напротив нее, оперся руками о стол и наклонился вперед.
— С тех пор как проснулся, я все пережевываю это дело: есть же способ перехитрить Глена Календри и сыграть с мафией по нашим правилам. И кажется, я его нашел. Не забыла о письме, которое тебя вынудили написать под диктовку? Я хочу, чтобы ты вспомнила его дословно. А заодно и все остальное, что может свидетельствовать против Глена, — Зачем? Какой от этого прок?
— Не спрашивай. Я хочу услышать все, что мне нужно, до того как проснется Сэмми.
Перекатывая чашку в руках, Мередит отпивала кофе, стараясь вспомнить прошлое.
— Был такой человек… его звали Питер Колдуэлл… Я думаю, нет, я уверена, что его убили. — Мередит опустила глаза и несколько секунд разглядывала чашку. — Я говорила тебе вчера, что стыжусь очень многого. Тебе не понравится, если ты узнаешь, что я ничего не предприняла, не остановила преступников, не сообщила в полицию?
— Что ты могла сделать?
— Не знаю. Ну, что-нибудь. А я вместо этого делала вид, будто ничего не слышала.
— А что бы сделали Глен и Дэн, узнай они, что ты обратилась в полицию? Дэн бы понял, что это ты?
— Конечно. Я была единственным человеком, кто знал. Когда они обсуждали подобные вещи, то заранее отпускали прислугу. И я понимала: что-то намечается, так как все — от повара и дворецкого до горничных — получали оплачиваемый отгул.
— Значит, в случае чего они бы поняли, что выдала их ты? И что бы они с тобой сделали?
— Убили бы. Поэтому у меня и не хватало смелости сделать решительный шаг.
— Смелости? Сколько тебе было лет? Двадцать пять?
— Двадцать три, когда я выходила замуж. И почти двадцать четыре, когда родилась Сэмми.
— Другими словами, очень молодая и до смерти напуганная. Забудь, Мередит, и не вини себя. Когда человек оказывается в проигрышной ситуации и любой неверный ход грозит ему смертью, начинает действовать инстинкт самосохранения. Ты была молода, морально и физически подавлена и ждала ребенка. Что тебе оставалось делать? Переть на жестокого мужа, а заодно на всю мафию?