На вершине мира
Шрифт:
Это дело чести.
Чести Карима, его отца, его страны. Он стал наследным принцем вместо своего брата. И отнесся к роли очень серьезно.
Глава 6
Крохотная гостиная, казалось, стала еще меньше. Темнота поглотила Клемми, как только правда раскрылась. Она была всего-навсего пешкой в политической игре. Она не была личностью – только фигуркой на шахматной доске. Ее передернуло.
– Тебе холодно? – Острые темные глаза Карима уловили ее реакцию, и он тут же засуетился. – Подбросить углей в камин?
– Нет. – Она решительно помотала головой, ее волосы
Больше всего на свете Клемми хотелось убежать, спрятаться, уйти в темноту и в свои мысли. Закрыть глаза и попытаться вспомнить, как Гарри махал ей, стоя у окна. Наверное, она видела своего маленького брата в последний раз. Ради него она шла на все это. Безусловно, Карим, который потерял брата – при гораздо худших обстоятельствах, – поймет ее.
Но когда Клемми заглянула в эти непроницаемые глаза, то поняла, что все его эмоции улетучились, если они вообще когда-либо существовали. Она снова размечталась.
Она – просто дело чести, которое надо завершить как можно скорее. Карим выполнит свою миссию, доставит ее куда надо и пойдет дальше своей дорогой, ни разу не оглянувшись.
– Я устала, – сказала Клемми, скрывая реальную причину беспокойства. – Хочу пойти в постель. Спать.
Он с нескрываемым удивлением посмотрел на часы. И только брошенный в сторону взгляд говорил, что думает Карим о чем-то совершенно другом. Целый день он то доставал телефон, то включал ноутбук, расстроенный тем, что они стали заложниками непогоды. Ему не терпелось уехать. Справиться с задачей, закрыть этот вопрос, снять с себя ответственность.
А потом Карим мог отправиться домой, радуясь тому, что все позади. Он выполнил свой долг.
– Да, я знаю, что еще рано, – бросила Клемми, борясь с желанием посмотреть на большие напольные часы, некогда принадлежавшие дедушке. Их циферблат был огромным, но из-за теней, отбрасываемых пляшущим пламенем, разглядеть на нем что-либо было невозможно. – Но я устала. Вчера допоздна болтала с друзьями, – добавила девушка.
Ее голос сорвался, когда Карим поднял голову и впился в нее взглядом. Его ноздри расширились, словно он уловил какой-то странный запах.
Гарри был перевозбужден после праздника и расстроен из-за того, что она уезжает. Его любимая Клемми покидает их дом и неизвестно когда вернется. Желая провести еще немного времени с Гарри, Клемми села у кровати мальчика и начала читать ему сказки. Наконец он заснул. Она сидела и смотрела на него больше часа, а потом долго не могла уснуть.
– Мы могли бы чем-нибудь заняться… – пробормотал Карим.
Он все еще ругал себя за то, что позволил себе проболтаться о ситуации с Анкхарой. Информация возымела именно тот эффект, которого он и ожидал: Клементина нервничала, не находила себе покоя, словно взволнованная кошка. Он очень сомневался, что она на самом деле собирается спать, хотя под ее глазами и в самом деле залегли тени. Лицо девушки было уставшим. Похоже, пока он находился здесь, у нее что-то произошло. Что-то случилось вчера ночью. Он наблюдал за домом в Лилиак-Клоуз, пока там не погас свет. Но ему показалось, что это был детский праздник, по окончании которого родители забрали маленьких гостей.
– И что же ты предлагаешь? – Клемми откинула голову назад, ее огромные глаза уставились на него. – Послушать музыку, посмотреть фильм, или… ох, я забыла, у нас же нет электричества. Так что не получится.
– Мы могли бы поговорить.
Поговорить! О чем он, черт возьми, думал, предлагая ей это? Это означало, что ее губы будут двигаться, привлекая его внимание к их восхитительной полноте. Каждый раз, когда Клементина говорила или открывала рот, чтобы сделать глоток воды, Карим был способен думать только об одном: что бы он чувствовал, прижимая их к своим губам, как они раскрылись бы под давлением его языка. Каков на вкус ее влажный и теплый поцелуй?
Ему надо отвести взгляд от Клементины, остановить себя.
– Нет уж, спасибо. Мне хватит твоих лекций по поводу долга и чести на всю жизнь.
Карим почти не слушал ее, увлеченный созерцанием того, как мелькает ее язычок, произнося слова…
– Тогда что-нибудь другое. – Он словно проглотил толченое стекло, его голос был хриплым и прерывистым.
– Что-то еще? – Клемми закатила глаза, словно общалась с надоедливым ребенком. – Что, например? А, знаю, настольные игры! У Нэн где-то были. Совсем старые, но это не важно. Я могу обыграть тебя в «Лудо», или ты предпочитаешь «Змеи и лесенки»?
Она старалась говорить как можно саркастичнее, и Карим решил поддразнить ее:
– Почему бы нет? Если это единственный вариант. Я никогда не играл ни в одну игру, ни в другую. Мне даже интересно стало, что это за игра – «Лудо»? И что за чертовщина «Змеи и лесенки»?
– Это настольные игры. И ты меня не убедишь, что на самом деле хочешь…
– Еще как!
Клемми быстро посмотрела на него, прикидывая, насколько он правдив. Это была провокация чистой воды, но ее смягчал вздернутый в полуулыбке уголок рта девушки и мягкий локон на лбу. Карим молил небеса, чтобы игры отвлекли его от хаоса, царившего в голове, чтобы они заняли его внимание и заставили сосредоточиться на игровой доске, а не на Клементине.
Тихий раздраженный вздох, который она издала, был столь сладок, что стоило затеять игру только ради того, чтобы услышать его, увидеть, как в ее глазах мелькают искры, когда она обещает, что он пожалеет об этом.
Клемми наклонилась и достала игры из ящика стола, а у Карима ладони зачесались от желания провести рукой по вызывающе округлой попке, обтянутой джинсами, по аппетитным бедрам.
Черт – нет! Этот путь ведет к разрушению и отчаянию. Почему единственной женщиной, сумевшей впервые за долгое время разбередить его фантазию настолько, что ему было физически больно от возбуждения, должна быть именно Клементина Саваневски, недоступная для него? Женщина, которая лишит чести его, его семью и его страну, если он вступит с ней в связь. Было бы намного проще, если бы она не посылала эти чертовы сигналы, которые способен уловить даже слепой на расстоянии ста шагов. Ее так же влечет к нему, как и его к ней. Но они не имеют права на ошибку.
Желая скрыть свою реакцию, Карим пересел на диван и заставил себя сосредоточиться на коробках, которые она доставала. Как же это было непросто! Ее локон задел его лицо, когда она ставила игры на стол, и это было сродни бензину, подлитому в костер. А когда Клементина наклонилась, чтобы открыть одну из коробок, перед ним мелькнула ложбинка между ее кремово-молочными грудями. И, только практически до крови прикусив губу, Карим смог сдержать сладостный стон.
– Объясни мне… правила. Я полагаю, они должны быть?