На восходе солнца
Шрифт:
Итак, все-таки птеродактили! Крылатые хозяева планеты, владеющие мощным биологическим оружием. Одно странно: они справились с волевым Штанге и оказались бессильными против Родина — ведь, судя по всему, биолог совершенно здоров, пока здоров. Кто знает, как поведёт себя Родин через минуту, через час, через день!
Лобов поднял глаза:
— Дан, попытайтесь все же вспомнить, что произошло во время вашей болезни. Это чрезвычайно важно! Не скрою, это вопрос жизни и смерти нескольких человек.
Биолог изменился в лице:
— Вот как!
— К сожалению, так, — хмуро подтвердил Лобов.
— Что было? Вы понимаете, я знаю, что было, но… не могу вспомнить. Все как-то ускользает, уходит из сознания. По-моему, заболел не только я, но и все остальные.
— Это могу удостоверить, — заметил Лобов.
— Стало быть, я не ошибаюсь? Минутку. Дальше события развивались примерно так. В связи с болезнью мы решили вернуться на базу. Точнее, решили вернуться мы с Нилом, а Юст решительно воспротивился этому. Он говорил о родине, о долге, о том, что мы не имеем права возвращаться на Землю больными. И все-таки мы стартовали без разрешения Юста. А потом был крупный разговор. Нил и я скандалили и дрались самым безобразным образом. Кажется, Штанге меня связал и посадил «Ладогу» обратно на Мезу. Ничего больше я припомнить не могу. Да и не уверен, что дело произошло именно так. Очевидно, все это больной бред.
Он знал, что это не бред. Все было именно так. Больной, почти невменяемый Юст Штанге до конца выполнил свой долг. Он сумел подавить на корабле безумный бунт и, чтобы не подвергать опасности неведомой болезни других людей, вернул «Ладогу» на Мезу. Дабы ничто, даже безумие, не заставило их изменить своему долгу перед Землёй, разрушил пульт управления кораблём. Наверное, он был уже совсем плох, если действовал скорчером, как дубиной. А дальше? Болезнь прогрессировала, может быть, потому что Юст выложился, истощил запас своих сил. Верность долгу приобрела страшные, карикатурно трагические контуры: Штанге решил уничтожить не только корабль, но и вообще всех землян, находящихся на Мезе. И все это из-за безмерной любви к родной Земле! Эх, Юст, старый товарищ!
— Вы задумались, — словно извиняясь, сказал Родин, — а мне хочется рассказать вам ещё об одной истории. Помните, как я испугался, когда увидел вас?
Лобов утвердительно кивнул.
— Я испугался не случайно. Здесь кто-то был. Я очнулся, а он сидит. Сидит и смотрит.
Глава 13
Лобов нахмурился, присматриваясь к Родину, и медленно переспросил:
— Кто? Кто сидит и смотрит? Штанге?
Родин замотал головой.
— Нет, не Штанге, — он понизил голос, — и вообще не человек. Высокий, тонкий, гибкий, какой-то змеиный.
В глазах Родина мелькнул и пропал страх.
— Может быть, я просто бредил? — вслух размышлял он. Хотя вряд ли. Кто же тогда освободил меня от верёвки, которой опутал Штанге?
У Лобова мелькнула было мысль, что Родин заговаривается, но он тут же отбросил её.
— Рассказывайте, — попросил он, — рассказывайте обо всем как можно подробнее.
Родин взглянул на него с надеждой.
— Так вы считаете, что это не бред? Я и сам так думал, но в то же время очень странно все происходило. Мезоец сидел, смотрел на меня большими глазами и молчал. Знаете, зрачки у него не круглые, как у нас с вами, а щелевидные. И как будто дышат: то расширяются, то сжимаются в узкую чёрточку. Хотя он и рта ни разу не раскрыл, я каким-то образом получил исчерпывающую информацию о планете Меза.
Сначала мезоец, так, наверное, надо называть его, несколько раз переспросил — понимает ли его Родин. Биолог понимал, но был так ошарашен, что лишь после пятого или шестого его вопроса ответил утвердительно. И тогда мезоец начал рассказывать, если только это можно назвать рассказом, ведь он не открывал рта.
Земляне прилетели на планету, на которой угасают последние искры очень древней и когда-то могучей цивилизации. Со времени изобретения первой письменности и по сегодняшний день прошло около двухсот миллионов лет по земному счёту. На Мезе ключом била разумная жизнь, когда на Земле не только людей, но и обезьян ещё не было. В отличие от людей, мезойцы не млекопитающие, а рептилии. У них менее совершённый мозг, не столь интенсивно протекает обмен веществ, замедлены психические реакции. Поэтому их история по сравнению с человеческой силой растянута во времени. Но это не мешало неуклонному прогрессу.
Мезойцы, очевидно вследствие меньшей конкуренции со стороны других видов живых существ, отличались более развитой изначальной гуманностью. Они довольно быстро покончили с племенными распрями и социальными проблемами и зажили единой и дружной всепланетной семьёй. Беда пришла неожиданно. Имя ей — информационный кризис. Его пережили и земляне, только в более мягкой форме. В ту пору учёные полушутливо-полусерьёзно говорили, что легче заново изобрести устройство, чем просмотреть и изучить все, что о нем написано. Каждый учёный работал на свой страх и риск, слепо пробиваясь вперёд и не задумываясь над тем, к каким результатам приведёт через десятки лет в муках рождённое им открытие. Но земляне быстро преодолели этот перевал, создав обширную семью компьютеров, которые взяли на себя всю черновую интеллектуальную и информационную работу. На Мезе, где машиностроение в широком смысле этого слова было развито заметно слабее, информационный кризис и стал роковым. А ведь было немало мрачных предсказаний о будущем человечества. О том, что компьютеры, созданные людьми, в конце концов восстанут против своих создателей, уничтожат их и установят собственное господство. На деле же оказалось, что компьютеры спасли людей, а на Мезе беда стряслась как раз потому, что её аборигены не сумели своевременно изобрести себе думающих помощников.
Когда быстро растущий информационный поток стал разобщать науку, порождая узких специалистов, столь же образованных, сколь и невежественных, группа мезонских учёных-психологов выдвинула идею о всемерной интенсификации функций живого мозга. Они утверждали, что возможности мозга используются на жалкие сотые, а может быть, и тысячные доли. А если заставить работать его на полную мощность, то с информационным кризисом будет покончено. Для интенсификации функций мозга мезойские психологи предложили использовать химиостимуляторы — наркотики, которые в своё время причинили столько горя людям. Конечно, просвещённая мезойская раса отдавала себе отчёт в том, что наркотики — это своеобразные медленно действующие яды. Поэтому на Мезе многие десятилетия вокруг проблемы стимуляции шла упорнейшая борьба мнений. Но информационный кризис углублялся, а психологи предлагали хотя и необычный, хотя и рискованный, но все-таки выход из кризисной ситуации. И в конце концов всепланетный совет разрешил группе добровольцев испытать действие тщательно отобранных стимуляторов на себе. Трудно сказать, в чем тут дело, может быть, в особой природе мезойцев, но успех испытаний был просто поразительным. Добровольцы, систематически применяя рекомендованную гамму наркотиков, в короткий срок сделали несколько выдающихся открытий и изобретений, создали уникальные произведения искусства.
Пресса всех видов подняла вокруг эксперимента грандиозный шум. Общественные организации, которые всегда скептически относились к применению стимуляторов, были обескуражены и растеряны. Часть населения, особенно молодёжь, встретила результаты опыта откровенно восторженно. Дело кончилось тем, что запреты на применение стимуляторов, скорее стихийно, чем организованно, были в короткий срок сметены, и вся планета была буквально завалена разнообразными химикатами и универсального и направленного действия. Темп жизни сразу взвинтился, наука, техника и искусство испытали такой взлёт, которого ещё не знала мезойская история. За какое-нибудь столетие мезойцы овладели ядерной энергией, проникли в тайны живой материи, вышли в космос и в околомезойское пространство.
Конечно, были отмечены и вредные побочные эффекты массового приёма наркотиков, раздавались трезвые голоса отдельных учёных и общественных деятелей, призывавших мезойцев к осторожности и умеренности. Они выступали не голословно, они оперировали статистическими данными, которые говорили о том, что за последнее время на Мезе резко возросло число неврастеников, психически больных и генетически неполноценных. Но их не слушали. Просто, наряду со стимуляторами, в обиходе появились различные успокаивающие, снотворные и другие лекарственные средства. Недаром говорится, что джина куда легче выпустить из бутылки, чем загнать потом обратно. Год за годом, век за веком ширилось применение стимуляторов в совокупности с их нейтрализующими, смягчающими антиподами.