На восточном порубежье
Шрифт:
Помня наказ Шестакова, Лебедев шел крайне осторожно, при малейшей опасности шторма прятался в тихие лагуны и бухты. Ладью от штормов он уберег, но вот время потерял много, а шторма в тот год пришли рано к охотскому побережью. В результате «Лев» дошел только до Ямского острога, и встал на зимовку. Бухта, где ладью поставили в отстой, была в нескольких верстах от острога.
Ямский острог касательства к ямщицкой службе не имеет, его название от одноименной реки Яма, что вблизи острога впадает в Ламское море и служит казаком дорогой в земли ясашных коряк и обильным источником рыбы, что заготавливается впрок во время нереста. Место тут тихое, гарнизон не большой, не более десяти человек, да и острогом лишь кличется в отписках, укрепленное
— Надо послать голове отписку, что мол ныне до Гижиги не добрались, встречный ветер не пускает. Только в следующий год и доберемся, — порой вспоминалось Лебедеву.
— Рано еще посыльных слать. Афанасий на Гижигу придет не раньше января, а отсель, налегке месяц ходу, — отговаривали его знающие люди.
Но не сейчас, ни позже отписка к голове так и не ушла. Не довелось Афанасию Шестакову узнать о зимовке, как и о судьбе всей команды «Льва».
— Иван! Что-то тревожно возле лодии! — поделился опасениями один из казаков. — Приходили ясачные иноземцы коряки, ямские и иретские. Вроде как торговать. Котел медный, взяли за сорок красных лис, и все расспрашивали сколь добра есть, что бы большим торгом прийти. Их соглядатаи и сейчас за «Львом» наблюдают.
На следующий день Лебедев решил сам пойти до лодии и все проведать, но уже ночью прибежал посыльный.
— Беда капитан! Коряки приступом на лодию идут!
— Коряки здешние все под государем! Ясак который год платят исправно! — засомневался кто то из местных казаков.
— Измена значить! Я же говорю приступом идут! Запалить «Льва хотят! Во! Гляди зарево! Все же запалили!
Лебедев схватив, что попало под рука из оружия, со своими людьми бросился на выручку. Длинными показались в ту ночь эти две версты. Ветер бил в лицо мокрым снегом. Языки пламени от горящего «Льва» все росли, причудливо прыгая на ветру, кривляясь, и отрываясь исчезали в ночном небе.
Кругом черная мгла, Шум волн заглушает все другие звуки, слепит приближающееся пламя огромного кострища. Задыхаясь от быстрого бега, Лебедев с дружиной неожиданно оказался окруженным со всех сторон коряками. Десятки стрел, копий, ножей обрушились на головы казаков. Тот бой был отчаянным, кровопролитным и коротким. Пали все казаки вместе со своим пятидесятником Иваном Лебедевым. Страшную засаду приготовили для них инородцы. Всем скопом навалились, и буквально подняли казаков на копья. В тот год многие местные племена учинили бунты и измены супротив русских.
В Ямском остроге переполох тоже был не шуточный. Одиннадцать человек гарнизона, оберегавших ясачную государеву казну, это весь люд что прибывал в остроге. От Лебедева ни слуху ни духу, как в воду канули.
К вечеру следующего дня коряки осадили Ямский острог. Выстрелы казаков, и редкие шибания из единственной старой медной пушки, зло обрушились на осаждающих редким но убийственным градом свинца. Казаки были мастера огненного боя, каждый из них добрый стрелок.
Но защитники Ямского острога пришли в оцепенения, и даже их ружья на время замолчали, когда по ним ударили новейшие фузеи, из арсенала Афанасия Шестакова, что были еще вчера в трюмах «Льва». Сомнений, что Лебедев со своими людьми все перебиты, уже не оставалось. Другой ценой фузеи бы не оказались в руках инородцев.
Коряки палили из фузей как могли. Редкие пули свистели над головами осажденных, и ударялись в стены острога.
Хоть и старались русские держать в тайне науку огненного боя, но совместное проживание дало свое. К тому же многие инородцы были в острогах на различных службах, и даже крестились в православную веру. От таких вообще секретов не было, их даже приходилось обучать огненному бою для служб государевых.
Теперь кроме корякских стрел приходилось опасаться и свинцовых пуль.
Баталия у Ямского острога вышла не шуточна, страстей и крови предостаточно. Кроме свинцового града пуль, защитники боролись с огнем. Стены, облитые животным жиром, полыхали в темноте осенней ночи безнадежно. К утру четверо защитников острога пали. Остальные ушли с рассветом по подземному ходу.
До Тауйского острога дошли двое казаков: Еким Писарев и Павел Баев. С их слов и была составлена отписка.
— Остальных нас семь человек бог миловал. Едва вышли живы тайным ходом, и пошли в Тауйский острог. Наличная его императорского величества товарное барахлишко, так же собранная ясачная казна, лисицы красные и горностаи осталось на Яме в амбаре. Вынесли из оного острогу токмо знамя — образ пресвятой Богородицы, да шесть фузей. Пропитание добывали дорогой, что уж бог пошлет. По скудности харчей пятеро нас ослабли и остались в зимовье на Оле, для пропитания от рыбной ловли. Коль уж им там стало нам неведомо.
Коряки с верховий реки Ямы взбунтовались не на шутку. Как выяснило следствие, они сожгли судно и острог, а казну, фузеи, инструменты судовые (паруса, якорь) и казачьи пожитки разделили, Якорь изломали и наковали из них наконечники для стрел. Особенно испугало Тауйского приказчика, что коряками в Ямском остроге взято много оружия, пороху и свинцу. И, как показали события, обращаться с ними они умели.
9
Казачий голова Афанасий Федотович Шестаков, дождавшись устойчивых морозов, вышел из Тауйского острога в ноябре, и сухим путем отправился к Пенжинской губе. Под его началом было чуть более сотни человек, среди которых семнадцать служилых казаков, а остальные все инородцы, якуты, тунгусы да коряки. Имелся и писарь, казак Осип Хмылев.
По задумки Шестакова, целью вынужденного похода, стало замирение прибрежных коряков, приведение их под государеву руку и сбор ясака. Группа есаула Остафьева будет идти вдоль побережья беря ясак с инородцев и описывая тамошние реки и горы. Этот путь считался более спокойным, ведь побережье уже многие десятилетия под рукой русских государей, поставлены остроги и зимовья. Местные коряки ясак платят исправно, лишь изредка, дивясь на малолюдство русских служилых людей, начинают чинить измены и дела воровские.
Сам Афанасий пошел маршрутом нехоженым, по глухим таежным дебрям, где в укромных уголках затаились стойбища немирных коряков, покинувших Охотское побережье. Они встречали его враждебно и старались откочевать с его маршрута. Но уйти от Шестакова было не просто.
Уже было упомянуто, что отряд состоял большим числом из якутов тунгусов, и коряков. Это не случайность. Шестаков будучи человеком искушенным, использовал извечную практику русских в тех удаленных местах. Ведь якуты хорошие воины. Все крещеные в православие, в бою смелы и упорны. Тунгусы лучшие охотники и проводники, а коряки опытные кауры и погонщики оленьего стада, что следует вместе с отрядом и служит основным пропитанием. Но самое главное в этом то, что все эти народы люто ненавидят друг друга. Всю свою историю они ведут борьбу за выживание, и главный в этом враг соседний народ. Эта ненависть заложена очень глубоко, на века, на животном уровне и никогда не оставит их. Ну а русских они более бояться, чем ненавидят, и именно русские стали тем звеном, что сдерживали бойню между ними. И хоть непривычно было инородцам, даже удивительно, но порой русские защищали их, а зачастую спасали от поголовного уничтожения. Таким образом девятнадцать русских служилых, что были под началом у Шестакова без труда управлялись с инородцами в четверо больше их числом, и даже спокойно спали, будучи основой благополучия всего разноязычного племени.