На всякого блатного найдется пуля
Шрифт:
К удивлению Седого, с торца здания не было никого. Нужно было преодолеть лишь десять метров до кустов, а там ищи ветра в поле.
– Братан, по ходу, маза прет, – шепнул он Чалому. – Я с ней первый двину, а ты нас прикрывай.
– Давай, погнали, – кивнул Чалый.
Они выскочили и бросились к кустам. Тут же хлопнул негромкий выстрел, и Чалый рухнул на землю. Его бедро было страшно разворочено пулей. Из раны хлестала кровь. Хрипло вопя, Чалый выстрелил в сторону, откуда послышался выстрел. Вторая пуля точно вошла ему в глаз. Следом появились спецназовцы. С десяток стволов смотрели в лицо Седому. Он прижал к горлу заложницы лезвие заточки и заорал в отчаянии:
– Не подходите, падлы! Я ей глотку перережу!
– Отпусти девушку и сдавайся! – проревел в ответ командир группы, будто и не слышал его слов.
– Я сказал – назад, – взвизгнул Седой. Лезвие так вдавилось в кожу заложницы, что показалась кровь.
– Эй, не дури, – крикнул ему командир группы, опуская оружие, – мы не будем стрелять. Уходи. – Он говорил это, рассчитывая на то, что Седой начнет отходить, уберет от горла девушки нож, чуть отстранится от нее, и его в этот момент снимут снайперы. Оба доложили, что он у них на мушке, но мешает девушка. – Ждите, – шепнул он им в микрофон.
– Я ухожу! Не двигаться, – истерично прокричал Седой.
– Да черта с два, – рявкнул ему Гудков, вышедший сбоку.
Резко выхватив пистолет, он одним выстрелом снес полголовы Седому, и тот рухнул на спину, широко раскинув руки. Заточка выпала из разжавшихся пальцев. Он был мертв.
– Майор, ты что, с катушек слетел? – искренне возмутился командир спецназа. – Тебе здесь не тир!
– Какие вопросы? – осклабился Гудков, указывая на забрызганную кровью девушку. – Заложница жива, этот козел мертв. Че тебе еще?! Мне просто надоело стоять и смотреть, как вы тут сопли жуете.
– Чего ты сказал? – с угрозой спросил командир спецназа, приближаясь к старшему оперуполномоченному.
– Да что слышал, – с вызовом ответил Гудков, расправляя плечи. – Я таких, как ты, в армии…
– Ну все, хватит, парни, успокойтесь, – втиснулся между ними Сажин, – надо работать. Саныч только что звонил.
Упоминание о начальнике УВД сразу отрезвило всех. Гудков расслабился и схватил сотовый, чтобы лично доложить Решетникову об освобождении дочки Луганского. Сделать это надо было раньше других, чтобы представить все события в выгодном для себя свете. Он как раз ждал ответа, когда по рации передали, что у Дома правительства идет настоящая война со взрывами и перестрелкой.
– По коням, – коротко скомандовал Петр Лагудин.
Гудков хотел рвануть вслед за спецназовцами, но, подумав, что можно найти занятие и подостойней, выключил рацию. Со всякими террористами и спецназ разберется. Им там делать нечего, а то огребешь еще шальную пулю. За террористами не заржавеет. Да пусть они там хоть все правительство разнесут, а Юхно на воротах повесят – ему плевать. Здесь дела намного важнее. Можно сказать, вопрос жизни и смерти. Вытащив фотографию Асколова, он показал ее арестованным бомжам, которые стояли на коленях у дороги:
– Я хочу знать, где этот человек?
Арестованные молчали.
– Хорошо, – улыбнулся Асколов и, повернувшись к лейтенанту, что караулил арестованных, скомандовал: – Расстрелять всех.
– Как расстрелять? – изумился лейтенант.
– Как расстрелять? – загудели взволнованные бомжи. – Это незаконно!
– Заткнитесь все! – рявкнул на них Гудков. – Свидетелей здесь не будет. Положим всех и скажем, что оказали сопротивление. На хрена возиться с такими уродами, как вы! Если вы вдруг исчезнете, никто даже не хватится.
– Че, прямо здесь, может быть, и расстреляем? – предложил Сажин, подыгрывая напарнику, и незаметно подмигнул лейтенанту. Тот все понял, достал из кобуры пистолет и проверил обойму на виду у всех.
– Эй, вы чего! Так нельзя! Мы же ни в чем не виноваты! – стали галдеть наперебой «приговоренные».
– Стреляй в башку, чтобы сразу наповал, – с серьезным видом посоветовал Гудков оперу и двинулся к первому из ряда, поднимая пистолет. Это был плюгавенький мужичонка лет под шестьдесят, небритый, немытый, в рванине, с испуганными мутными глазами.
– Эй, не надо, я видел этого мужика, что на фотографии, – завопил бомж, пятясь.
– Где видел? – с угрозой уточнил Гудков.
– Здесь видел. Это он девку привез. Я все видел. Чалый и Седой потом решали, что делать… Они у нас тут за главных были.
– Так, молчать, – рявкнул на него Гудков и обратился к остальным, показывая фотографию: – Еще кто-нибудь знает что-нибудь про этого мужика?
Снова молчание.
– Так, этого мы возьмем с собой, – указал Гудков на признавшегося, – остальных в управление.
– А на кой они нам там? – не понял сначала Сажин. – Давай возьмем только тех, кто в доме был.
– Завтра в газетах напишут, что в результате масштабной спецоперации сотрудниками милиции обезврежена банда, занимавшаяся похищениями, убийствами, грабежом, хранением оружия и т. п., – ответил Гудков, понизив голос. – Их всех можно привлечь по куче статей. Мы так за два дня план за квартал перевыполним.
Пока Сажин усаживал в машину бомжа, старший оперуполномоченный справился у врачей «Скорой помощи» о здоровье Луганской. Девушка лежала на каталке, подключенная к капельнице и кардиографу. Ему сказали, что у потерпевшей шок, множественные ушибы, ссадины, но ничего смертельного.
– Она когда-нибудь придет в себя или так и останется заторможенной? – нетерпеливо поинтересовался Гудков. Ему надоело слушать непонятные термины и хотелось получить простой, ясный ответ.
– Да, станет, но не сразу, – заверили врачи.
Удовлетворившись ответом, Гудков сел в свою машину и поморщился от запаха, витавшего внутри. Он понял, что поступил опрометчиво, велев Сажину усадить в тачку бомжа, поспешно открыл окно и, повернувшись к задержанному, еще раз показал фотографию Асколова: