На высотах твоих

Хейли Артур

Маргарет тихо спросила:

— О чем вы собираетесь говорить с президентом?

— Завтра утром объявят. Будет сказано, что переговоры коснутся торговой и фискальной политики.

— В самом деле?

— Нет, — ответил он.

— Тогда о чем?

Он доверял Маргарет и прежде не раз рассказывал ей о делах государственных. У человека — у каждого человека — должен быть кто-то, кому он мог бы открыться.

— В основном об обороне. Назревает новый мировой кризис, и, прежде чем он разразится. Соединенные Штаты могут взять на себя множество дел, которыми мы

до сих пор занимались самостоятельно.

— В военной области?

Премьер-министр кивнул.

— Тогда, значит, они станут контролировать нашу армию.., и все остальное? — медленно произнесла Маргарет.

— Да, дорогая, — ответил он. — Похоже, что так.

Жена нахмурила брови в раздумье.

— Но если это произойдет, Канада не сможет более проводить свою внешнюю политику, не так ли?

— Боюсь, если и сможет, то не очень эффективно. — Он вздохнул. — Да мы именно к этому и шли — уже давно.

Наступило молчание. Потом Маргарет спросила:

— Но ведь это будет конец нам, Джейми, как независимому государству?

— Нет, пока я премьер-министр, нет, — заявил он твердо. — Нет, если мне дадут спланировать все так, как я хочу.

Его голос звучал все громче, по мере того как в нем росла убежденность.

— Если правильно строить наши отношения с Вашингтоном, если в течение следующей пары лет принять правильные решения, если мы останемся сильными, но реалистичными, если с обеих сторон проявить дальновидность и честность, при всех этих условиях нас может ждать начало новой эры. В результате мы можем стать сильнее, а не слабее. Мы сможем значить в мире больше, а не меньше, нежели сейчас…

Он почувствовал прикосновение руки Маргарет и рассмеялся:

— Прости, я, кажется, произнес речь?

— В общем, вроде того. Съешь, пожалуйста, сандвич, Джейми. Налить еще кофе?

Наполняя ему чашку, Маргарет спросила:

— Ты действительно считаешь, что будет война? Прежде чем ответить, он потянулся всем своим длинным телом, устроился поудобнее в кресле и скрестил ноги на подставке.

— Да, — негромко ответил он. — Уверен. Думаю, однако, у нас есть хороший шанс оттянуть ее немного — на год, на два, может быть, даже на три года.

— Ну почему же все так получается? — в доселе бесстрастном голосе Маргарет зазвучало волнение, — Особенно сейчас, когда все знают, что война грозит полным уничтожением всему миру.

— Да нет, — медленно произнес Джеймс Хауден. — Какое там полное уничтожение! Это просто расхожее заблуждение.

Они помолчали, потом он продолжал, тщательно подбирая слова:

— Ты ведь понимаешь, дорогая, что если бы мне задали такой же вопрос за стенами этого дома, то ответ был бы отрицательным. Мне бы пришлось сказать, что война отнюдь не неизбежна, потому что всякий раз, когда признаешь неизбежность войны, ты как бы еще чуть-чуть нажимаешь на спусковой крючок давно взведенного курка.

Маргарет поставила перед ним чашку кофе и спросила:

— Тогда, конечно, лучше не признаваться в этом — даже самому себе. Разве не лучше продолжать надеяться!

— Если бы я был обыкновенным гражданином, —

ответил муж, — я, наверное, именно так бы себя и обманывал. Думаю, это было бы нетрудно — не зная, что происходит на самом деле. Но глава правительства не может позволить себе роскоши подобного самообмана. Во всяком случае, если он намерен служить народу, который ему доверился, — так, как ему подобает.

Он помешал кофе, глотнул, не ощущая его вкуса, и отставил чашку.

— Война неизбежна. Рано или поздно, — медленно произнес Джеймс Хауден. — Война неизбежна потому, что она всегда была неизбежна. И всегда будет неизбежна. Всегда, пока человеческие существа сохраняют способность ссориться и приходить в ярость. Не важно, из-за чего. Видишь ли, война — это всего лишь ссора маленьких человечков, увеличенная в миллион раз. Для того чтобы избавиться от войн, необходимо избавиться от последних остатков человеческого тщеславия, зависти и злобы. Это же невозможно.

— Но если все обстоит именно так, — запротестовала Маргарет, — тогда ничего не имеет значения, вообще ничего.

Муж покачал головой, не соглашаясь:

— Не правда. Борьба за выживание имеет значение, потому что она сохраняет жизнь, а жизнь — это захватывающее приключение.

Он повернул голову, всматриваясь в лицо жены.

— Для нас жизнь была именно такой. Или ты хотела бы жить по-другому?

— Нет, — призналась Маргарет Хауден. — Не думаю.

Его голос зазвучал с новой силой:

— О, я знаю, что говорят о ядерной войне. Она, мол, сотрет все с лица Земли и уничтожит на ней всю жизнь. Но если задуматься, то такие же предсказания конца света вызывало появление любого оружия — от заряжаемой с казенника пушки до авиационной бомбы. А знаешь ли ты, что, когда изобрели пулемет, кто-то подсчитал, что двести пулеметов за тысячу дней способны уничтожить население Земли?

Маргарет отрицательно покачала головой. Хауден продолжал, не останавливаясь:

— Человечество пережило страшные напасти вопреки всякой логике. Ледниковый период и Всемирный потоп, например, это всего лишь две, которые нам известны. Ядерная война — это, конечно, беда, и я бы отдал свою жизнь, чтобы ее предотвратить. Однако любая война — это беда, ведь все мы умираем только один раз. А ядерный взрыв, может быть, куда более легкий путь на тот свет, нежели некоторые старомодные способы — вроде стрелы в глаз или распятия на кресте.

Цивилизацию мы, правда, отбросим назад. С этим никто спорить не станет, и, возможно, мы вновь погрязнем во тьме и невежестве, если, конечно, считать, что сейчас мы из них выбрались. Мы растеряем множество умений и знаний, в том числе, надеюсь, и касающихся того, как производить атомные взрывы, что, может быть, совсем неплохо.

Но всеуничтожение? Нет! В это я не верю! Что-нибудь да выживет и выползет из-под развалин и попытается начать сначала. Вот самое худшее, что может случиться, Маргарет. Я убежден, что наша страна — свободная часть мира — заслуживает лучшей участи. Если только сейчас мы предпримем правильные шаги и используем отведенное нам время.