На высотах твоих

Хейли Артур

В жилом отсеке для команды на корме Стабби Гэйтс, крепкий моряк, просеменил через тесную столовую, которая служила также комнатой отдыха. Он подошел к товарищу, молча прильнувшему к иллюминатору.

Гэйтс был коренным кокни [11] . У него были деформированное, испещренное шрамами лицо боксера и длинные свисающие руки, придававшие ему сходство с обезьяной. Он слыл самым сильным на судне и, если его не задирали, самым добрым.

Второй был молод, хрупкого телосложения. На круглом волевом лице, обрамленном

темными, давно не стриженными волосами, блестели глубоко запавшие глаза. По виду его можно было принять за мальчишку.

11

Прозвище уроженцев восточной части Лондона.

— Что задумался, Анри? — спросил его Стабби Гэйтс. Несколько мгновений тот продолжал вглядываться в иллюминатор, словно не слышал вопроса. На его лице появилось странное завистливо-тоскливое выражение, взгляд был прикован к высоким зданиям позади доков, четко видным на фоне неба. По воде к ним через открытый иллюминатор доносился шум оживленных улиц. Вдруг молодой человек пожал плечами и обернулся.

— Я не думаю ничего, — он говорил по-английски с трудом, с сильным гортанным, но не неприятным акцентом.

— Стоять в порту будем неделю, — сообщил Стабби Гэйтс. — Бывал раньше в Ванкувере?

Молодой человек, которого звали Анри Дюваль, покачал головой.

— А я уже три раза, — похвастался Стабби Гэйтс. — Вообще-то есть места и получше. Но жратва приличная, да и девок всегда навалом.

Он искоса взглянул на Дюваля:

— Как думаешь, на этот раз тебя оставят на берегу, приятель?

Молодой человек ответил ему с явной тоской в голосе. Разобрать слова было трудно, но Стабби Гэйтс сумел понять их смысл.

— Иногда мне кажется, я никогда снова не попаду на берег, — в унынии сказал Анри Дюваль.

Глава 3

Капитан Яабек встретил поднявшуюся на борт троицу у трапа. Он пожал руку агенту компании, который, в свою очередь, представил ему офицеров таможни и иммиграционной службы. Эти последние двое — теперь воплощение серьезности и деловитости — вежливо поклонились капитану, но от рукопожатий воздержались.

— Команда собрана, капитан? — спросил представитель иммиграционной службы. Капитан Яабек коротко кивнул.

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Процедура была давно знакома, и команде не нужно было никаких приказов, чтобы собраться у офицерской кают-компании в средней части судна. Она выстроилась у ее дверей, офицеры ждали внутри.

Стабби Гэйтс подтолкнул локтем Анри Дюваля, обращая его внимание на проходившую мимо них группу во главе с капитаном.

— Вот эти типы — самые главные начальники, — пробурчал Гэйтс. — Они скажут, можно ли тебе на берег. Анри Дюваль повернулся к старшему товарищу:

— Я хорошо постараться, — сказал он вполголоса. На смену прежнему унынию пришел мальчишеский энтузиазм. — Я стараться работать. Может быть, получится остаться.

— Вот это дело, Анри! — подбодрил его Гэйтс. — Никогда не сдавайся.

В кают-компании для офицера иммиграционной службы был приготовлен столик и стул. Он уселся и стал просматривать переданный ему капитаном машинописный список команды.

В другом углу кают-компании таможенник перелистывал грузовой манифест.

— Тридцать человек команды, включая офицеров, и один заяц, — объявил представитель иммиграционной службы. — Правильно, капитан?

— Да, — кивнул капитан Яабек.

— Где он к вам подсел?

— В Бейруте. Его зовут Дюваль, — пояснил капитан. — Он у нас уже давно. Даже слишком.

Выражение лица офицера иммиграционной службы оставалось бесстрастным.

— Так. Сначала командный состав. — Он кивком головы пригласил первого помощника капитана, который подошел к столику, протягивая шведский паспорт.

После командиров в кают-компанию по одному потянулись матросы. Беседа с ними была непродолжительной. Имя, гражданство, место рождения, несколько поверхностных вопросов. Затем каждый из них переходил к таможеннику.

Дюваль подошел последним. Вопросы, которые задавал ему сотрудник иммиграционной службы, были уже не столь поверхностными. Он отвечал на них серьезно и вдумчиво, с трудом подбирая английские слова. Несколько матросов, среди них и Стабби Гэйтс, задержались в кают-компании, прислушиваясь к беседе.

Да, его имя Анри Дюваль. Да, он тайком пробрался на судно. Да, в Бейруте, Ливан. Нет, он не ливанский гражданин. Нет, паспорта у него нет. И никаких других документов тоже нет. У него никогда не было паспорта. Свидетельства о рождении тоже никогда не было. У него никогда не было никаких документов. Да, он знает, где родился. Французское Сомали. Мать француженка, отец — англичанин. Мать умерла, отца он никогда не видел. Нет, он не может представить доказательства того, что говорит правду. Да, ему отказали в разрешении на въезд во Французское Сомали. Нет, сомалийские власти не поверили его утверждениям. Да, в других портах ему запрещали сходить на берег. В каких? Их было столько, что он все не помнит. Да, он уверен, что у него нет никаких документов. Никаких.

Это было повторением тех же вопросов, которые ему задавали во многих других местах. К концу собеседования надежда, мимолетно осветившая лицо молодого человека, сменилась унынием и подавленностью. Но он все же предпринял еще одну попытку.

— Я работать, — Дюваль не сводил умоляющих глаз с лица сотрудника иммиграционной службы, ища сочувствия. — Пожалуйста — я уметь хорошо работать. Работать в Канаде.

Он выговорил последнее слово с запинкой, словно недостаточно хорошо заучил, как оно произносится.

— Только не в Канаде, — покачал головой офицер иммиграционной службы и обратился к капитану Яабеку:

— Я выдам ордер на арест вашего зайца, капитан. Вы отвечаете за то, чтобы он не сошел на берег.

— Об этом мы позаботимся, — заверил его агент судоходной компании.

Сотрудник иммиграционной службы кивнул:

— Остальные свободны.

Задержавшиеся в кают-компании матросы потянулись к выходу, но Стабби Гэйтс шагнул к офицеру иммиграционной службы.

— Можно на пару слов, начальник?