На высотах твоих
Шрифт:
Когда они вошли в здание аэропорта, улюлюканье приутихло. Их ждала группа репортеров, позади них маячила высокая фигура Брайана Ричардсона.
Хаудены остановились, и какой-то репортер, совсем мальчишка, тут же выпалил:
— Премьер-министр, сэр, не изменили ли вы свою точку зрения на дело Дюваля?
И это после Вашингтона.., после переговоров на высшем уровне.., после демонстрации подчеркнутого уважения со стороны президента.., после его личного успеха… Подобный первый вопрос был последним унижением. Опыт, мудрость, осторожность мигом покинули Хаудена, и премьер-министр с нескрываемым гневом заявил:
— Нет, я не изменил своей
— Эти элементы — мне нет нужды называть их по именам — используют данный пустяковый вопрос в попытке отвлечь внимание общественности от успехов и достижений правительства в куда более важных сферах. Более того, должен вам сказать, что пресса, продолжая раздувать этот незначащий вопрос в тот момент, когда стране предстоят действительно ответственнейшие и великие решения, либо введена в заблуждение, либо проявляет безответственность, либо и то, и другое вместе.
Он увидел, как Брайан Ричардсон почти в трагическом отчаянии умоляюще трясет головой. Ладно, отмахнулся про себя Хауден, пресса достаточно часто делает по-своему, а иногда нападение есть лучшая защита. Однако, слегка остыв, он продолжал уже более сдержанно:
— Вы наверняка помните, джентльмены, что я уже отвечал терпеливо, пространно и подробно на вопросы по этому поводу всего три дня назад. Но если вы успели забыть, я должен вновь подчеркнуть, что правительство твердо намерено неукоснительно следовать правовым нормам, как они зафиксированы в законе об иммиграции.
Кто-то со зловещим спокойствием спросил:
— Хотите сказать, что оставите Дюваля гнить на судне?
— Меня этот вопрос не касается, — отрезал премьер-министр.
Фраза была катастрофически неудачной — он имел в виду, что данное дело находится вне его компетенции. Однако упрямство не позволило ему взять свои слова обратно и пуститься в объяснения.
К вечеру эта фраза облетела всю страну от побережья до побережья, ее цитировали телевидение и радиовещание, а редакторы утренних газет озаглавили — с незначительными вариациями — отчеты о прибытии премьер-министра следующим образом:
ДЮВАЛЬ: ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА “НЕ КАСАЕТСЯ”, ПРЕССА, ОБЩЕСТВЕННОСТЬ — “БЕЗОТВЕТСТВЕННЫ”.
Ванкувер, 4 января
Глава 1
Лайнер с премьер-министром на борту приземлился в аэропорту Оттавы за несколько минут до половины второго дня по восточному поясному времени. В этот момент в Ванкувере, находящемся четырьмя провинциями и тремя часовыми поясами западнее, еще было утро. Время близилось к половине одиннадцатого — на этот час в кабинете судьи было назначено слушание по ордеру ниси, от которого зависели свобода и будущее Анри Дюваля.
— А почему в кабинете судьи? — Дан Орлифф недоумевающе смотрел на Элана Мэйтлэнда, которого сумел перехватить в переполненном коридоре второго этажа здания Верховного суда провинции Британская Колумбия. — Почему не в зале судебных заседаний?
Элан минуту назад вошел с улицы, где разгулявшийся за ночь злой резкий ветер бил город ознобной дрожью. Здесь, в теплом здании, вокруг него бурлил
— Фактически-то слушание состоится в зале судебных заседаний, — торопливо ответил Элан. — Послушайте, я не могу задерживаться, нас должны вызвать буквально через несколько минут.
Он с тревогой отметил, что Дан Орлифф уже раскрыл блокнот и нацелил в него карандаш. За последние несколько дней, с первой статьи Орлиффа, это стало знакомой картиной. Вчера, например, после того, как стало известно, что он подал ходатайство о вынесении судом распоряжения доставить Дюваля для рассмотрения вопроса о законности его задержания, его просто засыпали вопросами. Уверен ли он в своих аргументах? Какого результата ожидает? Если такое распоряжение будет вынесено, то что потом?
Он уклонился от ответов на большинство вопросов, ссылаясь на профессиональную этику. В любом случае, заявил Элан, он не имеет права обсуждать дело, находящееся в судопроизводстве. Он также помнил об устойчивой неприязни, с которой судьи относятся к ищущим популярности адвокатам, и в этом плане внимание прессы только ставило его в весьма неловкое положение. Однако, судя по заголовкам, ни одно из этих соображений не трогало ни печать, ни радио, ни телевидение…
К тому же вчера, начиная со второй половины дня, ему со всех концов страны стали поступать телефонные звонки и телеграммы. Исходили они от совершенно незнакомых ему людей — о большинстве из них он никогда в жизни и не слышал, хотя и попалось несколько известных всем звонких имен. Все они желали ему успеха, несколько человек предложили деньги, и он неожиданно для себя обнаружил, что глубоко тронут тем, что бедственное положение какого-то одинокого скитальца смогло, несмотря ни на что, вызвать столь искреннее участие.
Буквально через мгновение после того, как Элан приостановился переброситься словом с Даном Орлиффом, их обступили другие репортеры. Один из приезжих журналистов, которого Элан вспомнил по вчерашней беседе — из монреальской “Газетт”, кажется, поддержал просьбу Орлиффа:
— Да, объясните, что это за чертовщина с кабинетом? Элан решил, что ему следует уделить им минуту-другую. Перед ним стояли не обычные судебные репортеры. А пресса крепко помогла ему, когда он нуждался в помощи…
— Все дела, кроме официальных судебных процессов, — торопливо начал объяснять он, — решаются не в зале судебных заседаний, а в кабинете судьи. Однако поскольку обычно к слушанию назначается столько вопросов и привлекается так много народу, то судья переходит в зал судебных заседаний, который на это время становится его кабинетом.
— И вправду чертовщина какая-то, — раздался за спиной Элана чей-то насмешливый голос. — Как там эта старая поговорка насчет “закон — дурак”?
Элан усмехнулся:
— Если я вам сейчас ее напомню, вы же потом будете на меня ссылаться.
Стоявший прямо перед ним коротышка спросил:
— А Дюваль сегодня будет?
— Нет, — ответил Элан. — Он все еще на судне. И сойти с него он сможет только тогда, когда будет вынесено окончательное решение суда в связи с ордером ниси. То есть когда мы получим распоряжение доставить его в суд для рассмотрения законности его задержания. Для этого и проводится сегодняшнее слушание.