На взлёт!
Шрифт:
Тот о чем-то разговаривал с Роландо. Но почувствовал взгляд, обернулся – и улыбнулся так тепло, дружески, словно угадал мысли Дика.
Какое облегчение почувствовал Дик, какой камень свалился с его души! Эта улыбка снимала все запреты. На мгновение Дик задохнулся от бесконечной благодарности к Свену – и обернулся к его сестре.
Начался разговор, где каждое слово было пустым и драгоценным, простым и бесконечно сложным, ненужным и стоящим целой жизни. Гьера смеялась, а Дик говорил себе, что всегда искал именно эту женщину. Его затягивали ее глаза – эти омуты, полные расплавленного золота, и он тонул в них,
Когда и как они с Гьерой покинули застолье – Дик не запомнил. Просто исчезли куда-то пьяные рожи и возник бревенчатый коридор, тесные стены и горячий шепот женщины. А потом они очутились на кровати, и плевать было, откуда эта кровать взялась. И стала вдруг ненавистной одежда, и полетела она на пол, и два зверя сцепились в бешеной схватке. Гьера стонала и рычала. Дик забыл свое имя и летел, летел в бездонную пропасть, и сердце неистово било изнутри в клетку груди.
Когда мужчина и женщина выпустили друг друга, Дик, понемногу приходя в себя, подумал, что такой неистовой страсти он еще не знал. Гьера негромко, глубоко и уверенно говорила что-то о великом будущем, о грозной эскадре, о крови и огне... еще о том, что Свен уже не тот, каким был прежде...Все это было лишним сейчас, ненужным, и Дик вновь молча притянул к себе женщину, и та подалась охотно, с резкой готовностью, и поцелуй сменился укусом...
Прошло еще много времени, пока оба, утомленные и опустошенные, откинулись на подушки и заснули тяжелым сном.
7
Не меня ты любишь, Млада,
Дикой вольности сестра!
Любишь краденые клады,
Полуночный свист костра!
(А. Блок)
Дик Бенц, прозванный Бешеным Волком, адмирал пиратской эскадры, проснулся и, не открывая глаз, сунул руку под край соломенного тюфяка. Нож был на месте.
Просыпаться не хотелось: Волка еще удерживал странный сон. Что-то про молодость, про «Миранду», про Свена...
Но уже навалилась, как тяжелая сеть на плечи, дневная жизнь. Заставила вскинуться, резко спустить ноги с постели... и сдержать крик боли.
Всего-то сорок лет, а расклеился хуже старой бабы! Спину сорвал, когда в азарте воздушного боя кинулся сам разворачивать тяжелый копьемет. Конечно, тогда счет шел на мгновения, но все же...
Встал босыми ногами на шкуру белого медведя, нашарил взглядом сапоги, принялся обуваться. Одежда была на нем со вчерашнего вечера, а кто снял с него сапоги? Гьера? Или кто-то другой?
Нельзя так нажираться! Никого нельзя допускать к себе, когда упился до бесчувствия! Пьяному кто угодно может горло перерезать
Никому нельзя доверять, никому! Вокруг одни предатели! Вот «Миранда» приснилась, будь проклята память о ней. Хаанс, джермийская скотина, хотел тайком увести шхуну. Бенц, понятное дело, приказал его повесить. И Маркус Тамиш, спасая боцмана, поднял мятеж. Неблагодарная сволочь. А ведь Дик, когда перешел на «Кровавый коготь», сделал
Пересохшее горло не позволило крикнуть, чтобы принесли вина. Да, ужрался... Всплыло то, что лучше бы забыть: вчерашняя дурацкая забава. Они с Гьерой на спор привязали пленного иллийца на веревке к дереву, как козу. Взяли по абордажной сабле, завязали себе глаза. И по очереди били вслепую, на звук: чей удар окажется смертельным? К концу потехи парень был изрублен, как колода для разделки мяса.
Ну, выиграл Дик, и что? Развлек команду. И сгубил здорового, крепкого парня, которого можно было продать. А все Гьера, стерва злобная! Нет чтоб мужу к изголовью кувшин вина поставить.. дождешься от нее, как же!
С годами все злее становится. И на него смотрит как на свою собственность. На Бешеного Волка, грозу небесных дорог! Правда, из-за баб не устраивает свары, и на том спасибо... Хотя один раз и это было...
Бенц стиснул челюсти, пытаясь усилием воли изгнать воспоминание. Но оно не изгонялось, раскаленным гвоздем сидело в похмельной голове.
Как звали ту тихую, покорную джермийку? Запомнились лишь большие мягкие груди, певучий голос и всегда опущенные глаза. Дик на всякий случай спрятал ее в домике на окраине Горячих Ключей. Но какой-то гад донес Гьере, что пленница забеременела от Бешеного Волка. Гьера нашла джермийку и вспорола ей живот. Говорят, кричала при этом: «Только я буду рожать ему волчат!»
Так и рожала бы, кто ей не велит? Может, у нее и злобность оттого, что детей грудью не кормила? Выкидыш за выкидышем. Шесть лет назад смилостивилась над ней Лаина Ласковая, дала доносить до родов. Гьера притихла даже. Сидела дома, живот берегла. И рожала легко. Но – девочку! Гьера даже смотреть на дочку не стала. Велела найти для нее кормилицу и няньку – и выбросила из головы. Сам-то Дик иногда навещает малышку Хильду. Вот весной у нее был, подарки привез. Хорошая девочка, здоровенькая. А Гьере не нужна. Гьера еще не теряет надежды. Говорит, бабы и в сорок лет рожают. Я, говорит, еще выращу героя, чтоб в славе превзошел отца!
Превзошел... Ясно зачем – чтоб с отцом разделаться и самому стать пиратским адмиралом. А счастливая мамаша будет умиленно смотреть, как сынок папашу убивает.
Еще спасибо, что другого зверя для своих будущих зверенышей не нашла!
Пока не нашла...
Никому нельзя верить! Никому! Но Гьера хотя бы толковая соратница, правая рука в эскадре. Хозяйственная такая. Это вчера на нее спьяну дурь нашла – пленника для забавы порубить. Обычно-то она – монетку к монетке! Любит золото и знает ему счет. Такую не проведешь. Капитан «Хмельной акулы» попробовал утаить часть добычи, так его трезвые акулы слопали. На глазах у команды.
Правильно. Добыча просто так не достается. Добыча – это вонзающиеся в человеческую плоть ножи, это кровь на палубе. И мысль о том, что общей свалке тебе свои же могут сунуть клинок под ребра... кто там после драки разберет...
Да, добычу надо беречь. Поди ее повысматривай с капитанской галереи, добычу-то...
И вдруг налетела мысль, такая прозрачная и пронзительная, что даже голова на несколько мгновений перестала болеть.
А ведь когда-то он видел с капитанской галереи весь мир, огромный и прекрасный!