На языке эльфов
Шрифт:
Дакота, естественно, недовольна:
– Если я целую неделю буду писать про скрапбукинг и хлебцы, у меня упадет самооценка.
– Тогда напиши советы по ее поднятию, ты же отлично в этом разбираешься.
– Тогда это будет похоже на мой канал, все сразу догадаются.
– Заканчивай раздувать из этого проблему, – режет под корень Юнин. Оборачивается и сверкает миндалем глаз, спрятанных за линзами очков.
Внутри себя улыбаюсь.
Потому что все. Это магия фей.
Взбалмошный экстраверт опускает плечи,
Сегодня выглянуло солнце. Лишенное всякой инициативности, бедно греет облака, лезет через окна, подогревая участки столов, и делает немного более терпимым сильный ветер, поднявшийся еще с четверга.
На фоне богатого освещения закусочной как зерна таинственного чего-то.
Пыльца.
Вяло и ласково распыляется по трубам солнечных лучей.
Я могу не слышать звуки и концентрироваться только на природе с ее личными кистями, палитрами и стержнями карандашей. Мне нравится. Я обожаю.
Возможно, такова суть нашего вида, но мне приятнее считать свою любовь сильнее навязчивых законов генетики.
– Джей.
Любое из твоих имен всегда царапается без предупреждения. Включает звук, и кисти гремят, падая к чужим ногам. Я тоже проигрываю. Закрываю глаза. Дышу.
Выдыхаю.
– Джей!
Самое худшее – это другие краски. Мои личные. Те, что внутри.
Самое опасное – то, как спонтанно и невыносимо они мажутся где-то между животом и грудью, когда я просто слышу одно из двух твоих имен.
А глаза сдаются.
Всегда сдаются. Открываются, насильно оставляют этот цвет зимы за окном и заставляют снова повернуться к столу напротив. Заставляют на тебя смотреть.
– Подъем! – Лиен несильно пихается под столом, дергаясь всем телом.
– Да оставь, пусть спит.
– Я хочу напомнить, что по первоначальным инструкциям этот вечно спящий придурок был заявлен как друг, окей? – Судя по движениям рук, Лиен протирает свои палочки. – С пометкой «мобильная и бодрствующая модель», так? А оказался с брачком.
– И?
– Никого не смущает, что он стал похож на кота? Либо спит, либо ест, а что делает ночью – точно не известно.
– Как будто в первый раз. – Юнин убирает локти со стола, позволяя официантке забрать пустые тарелки. – Пора бы уже привыкнуть.
– Проснись и пой, слипинг бьюти. – Доминик сидит ближе всех: ему несложно вытянуть руку и щелкнуть тебя пальцами по лбу с явными отметинами неудобной позы. – Первый час дня, суббота, год девятнадцатый, война закончилась.
Ты – слипинг бьюти – всегда поначалу щуришься. Потом потягиваешься, сцепив ладони на затылке. Очень беззастенчиво, так, что задирается серый лонгслив и оголяется линия живота и шнуровка хлопковых джоггеров.
– Ты как с попойки.
Юнин всегда прямолинеен, а ты никогда не реагируешь враждебно.
Выпрямляясь, оказываешься в самом эпицентре того единственного участка, который захвачен крохотной порцией солнца. Такой забавный, когда приходится щуриться и склоняться в разные стороны, чтобы найти возможность спрятаться.
И когда морщишься. Просто потому, что солнце тебе докучает.
– Ты выбрал, о чем будешь писать? – Это, конечно, Дакота. Не дает времени освоиться в мире яви и единственных шансов. Валит грузом неумолимого времени.
А тебе не до этого. Мир должен ждать, пока ты приходишь в себя после обрывочной полудремы, в которой провел последний час. Доминик над тобой смеется, отмечая глупый дезориентированный вид, а ты как будто не слышишь: все никак не можешь найти удачную точку в тени и убрать с лица волосы.
Сегодня спросонья штормовая буря, заливающая брызгами глаза и путающаяся мачтами в ресницах. Запорошенный помятый лоб и щеки с отпечатками сна.
– Где писать и о чем? – Ты по-прежнему занятно щуришься и теперь пробуждаешь связки, откашливаясь.
– Задание Симмонса!
– Я уловил что-то про скрапбукинг и хлебцы. Откуда взялся профессор Симмонс?
Лиен ожидаемо возводит очи горе. Он заведомо уверен: ты ни черта не знаешь, потому что проспал все полтора часа социологии.
На самом деле, только минут пятьдесят.
А Дакоте все это только на руку. Она меняет центр внимания и ожидаемо набирает воздух в легкие, чтобы изложить всю суть. Вы с ней с одного факультета, так что тебе полезно послушать.
Я слушаю тоже. Повторно.
О том, что профессор Симмонс задал еще в пятницу, раздав всем одинаковые белые блокноты.
– Писать можно все что угодно и сдать, не подписывая?
– Ну да. Суть просто в том, чтобы дать каждому материал для анализа.
Ты киваешь.
Я знаю, что у тебя такая привычка – показывать, что слушаешь и слышишь, хоть и любишь вертеть головой по сторонам, пока с тобой разговаривают. Вот как сейчас, когда глаза сканируют тонкую пластину меню и кажется, будто все слова в пустоту.
– Ну, так что ты будешь писать?
– Моя болтливая клубничка, – тебе приходится слегка податься вперед, чтобы посмотреть через Юнина, – я только проснулся и узнал о задании минуту назад. Дай бедному пилигриму немного времени.
– Пилигрим, блядь. – Коди Бертон мотает головой, не поднимая глаз.
У него всегда свежевымытые волосы в хаотичном беспорядке рваных прядей, последняя модель айфона и сгорбленные плечи. Сидит тоже как всегда – сползая на самый край, по обыкновению опираясь плечом на Доминика и почти никогда не отрываясь от смартфона, беспрерывно водя пальцами по сенсорному экрану: то вверх, то вниз, то двумя по диагонали.