На задворках галактики. Книга 2
Шрифт:
— А что на сей счёт утверждает мифология? — поинтересовался он. — Какими интересными свойствами этот рой наделяет народная молва?
— Не знаю, — крепыш пожал плечами, в его голосе проскользнуло не улёгшееся волнение. — Никогда ни о чём подобном не слыхал. Жуть прямо. Как подумаю, что чуть с жизнью не распрощался…
— Об этом, Михалыч, не надо думать. На кой тебе бояться того, что уже прошло? В этом смысла нет.
— Так-то оно, конечно, так, — рассудил крепыш, почти успокоившись, — только всё равно оторопь берёт. Вот с велгонцами когда в лагере дрался, тогда да, боялся. Но боялся как-то не так. И когда на нас болотные черти попёрли — тоже ничего. А сейчас прямо ужас. Сидел и пошевелиться
— Вот-вот, — перебил его Максим, — насчёт того, как мы так неудачно присели. Скажи-ка мне, Михалыч, как это мы, сидя рядом и смотря в одном направлении, так поздно эти долбанные огоньки заметили? Я так и не понял, глазами моргнул — и вдруг они, рукой подать, в ста шагах.
Крепыш аж глаза выпучил, в упор разглядывая Масканина. Поперхнулся даже от удивления, но, откашлявшись, заявил:
— В своём ли ты уме, Макс? Глазами он моргнул, называется. Да эта тварь сверкающая чёрт знает откуда к нам приближалась. Я ж её, как только присел, заметил. Да окромя неё ж не на что и смотреть-то было! А после чувствую, взгляда не отвести, голову не повернуть. Ни крикнуть, ядрёный корень, ни на ноги встать. Чую только, как в животе холодеет и паника начинает пробирать. А ты, Максим, глазами только, значит, моргнул!
'Хорошенькие шуточки в вашенском лесу, — невзначай вспомнилась Масканину прибаутка из детства, — и буйную головушку обратно не снесу…'
— И не дёрни ты меня за собой, — продолжил крепыш, — так бы и сидел, и смотрел…
— А я, представь себе, ничего такого не ощущал. Как увидел — смекнул, что надо срочно драпать. Опасная, выходит, эта тварь. Очень опасная. Может это гипноз?
Крепыш не ответил, вяло пожал плечами, не мигая уставившись в одну точку.
— Да не похоже на гипноз, — вслух рассуждал Масканин. — Иначе я бы тоже что-то почувствовал и заметил бы сразу. Ладно, это дело, как говорится, прошлое. Сейчас перед нами встала другая проблема. Я бы её обозначил так: где мы, интересно знать, оказались и что нам делать дальше?
— Что дальше? Идти вниз, ясное дело, — пробурчал крепыш, так и не оторвавшись от созерцания всё той же загадочной точки.
— Отлично. Стало быть, военный совет единогласно поддержал моё мудрое решение.
— Ох, и трепло ты, Макс! — выпалил Михалыч, но увидел ухмылочку Масканина и сам не удержался, похвастал всеми своими зубами. — Веди уж нас, мой генерал.
Ну, веди так веди, главное, что видно куда вести. Туннель выглядел давно заброшенным, по стенам всюду тянулись мелкие трещинки. На потолке же, сделанном в виде арочного свода, трещин заметно не было. И потолок, и стены, и пол были построены из материала весьма напоминавшего самый обычный бетон, если б не почти идеальная гладь поверхности и заметная только вблизи необычная текстура самого материала.
Освещался туннель тусклыми (и то хорошо!), странного вида лампами, закреплёнными под потолком в продолговатых держателях ни на что не похожей, тоже весьма странной конструкции. И судя по всему, здесь присутствовала система вентиляции. Откуда-то тянуло сквозняком.
Поначалу путешествовать туннелем было в чём-то приятно — ни тебе сырости, ни ухабов и кочек. Но это поначалу. Туннель оказался непомерно длинным. И на всём пути не попадалось хоть какой-то надписи или знака. Всё одно и то же, час за часом однообразный плавный спуск в неведомые подземелья.
Их путь завершился у сорванной массивной металлической двери, сильно напоминавшей первую увиденную в этом подземелье. Только эта дверь не была тронута ржавчиной. И смотрелась она странно, потому как не смотря на солидную, примерно с ладонь толщину, была так изогнута в нескольких местах, словно ей изначально при изготовлении придали такую форму.
В проходе свет не горел
— Тьфу ты! Надо же, — возмутился за спиной от неожиданности Михалыч. — Ох, мне эти штучки новомодные!
Масканин сделал несколько шагов, глаза начали привыкать к освещению.
— Что за штучки? — спросил он.
— Вот эти самые, — крепыш неопределённо взмахнул рукой. — Слышал я, перед самой войной с Велгоном зачем-то изобрели такое. Выходишь из комнаты — свет гаснет, заходишь — загорается. Как будто у порядочного человека рук нет до выключателя достать.
— Ну да, и я слышал. Фотоэлемент называется. Однако ответь мне, Михалыч, где, по-твоему, мы сейчас находимся?
— Ясное дело, где. И не надо из себя умника строить. Я давно сообразил, что может под землёй скрываться в безлюдных территориях.
— Вот и поделись пожалуйста своим соображением. Будь добр. Потому что, я не строю из себя умника. Вспомнить пытаюсь. Про фотоэлемент этот чёртов вспомнил. Всё остальное в голове крутится и никак не разродится. Здесь помню, знаешь ли, здесь не помню. Память ко мне возвращаться не особо-то спешит.
Крепыш одарил его по истине сочувственным взглядом.
— Эка, парень, тебя накрыло. Оно-то, конечно, понятно, раз про себя слабо помнишь, куда уж там… В общем, мы сейчас где-то в подземелье построенном лет так с тыщу назад. Ну может не тыщу, может полтыщи… Но сотни лет точно. В аккурат перед Той Самой Страшной Войной, когда наши предки, кривой корень им в зад, сами себя едва не извели. Да ещё почти всю планету испохабили.
Сотни лет? Что тут скажешь? Максим молчал, вслушиваясь в себя. Но нет, новых воспоминаний эта информация не пробудила. Что ж, седая старина… а живут они сейчас. Однако здоровенная шпилька, отпущенная крепышом в адрес предков, Максиму не понравилась. Аж передёрнуло. Странно, что человек может так о предках выражаться.
Пора бы и осмотреться.
Смотреть, к сожалению, особо не на что было. Внимание привлекла, пожалуй, одна только мумия, облачённая в истлевшие лохмотья, среди которых угадывались потемневшие от патины пуговицы и бляха. Ремня у бляхи не было, видно истлел полностью. Судя по лохмотьям, мумия когда-то расхаживала в военном мундире, да и нечто напоминающее пистолет, приросшее к тому, что должно быть раньше было бедром, указывало на это. Всё же это был не пистолет, по крайней мере, ничего общего с современными пистолетами непонятное оружие не имело. Оно просто развалилось на части, когда любопытные пальцы Масканина попытались его взять и поднести к глазам для изучения.
Остальная обстановка помещения являла картину останков однотипной мебели да разномастной сожжённой аппаратуры. Что это была за аппаратура теперь уже не установишь, давние недоброжелатели постарались от души, плюс сколько ещё лет прошло… И о стиле мебели ничего сказать нельзя. То, что было деревянным, давно иструхло; то, что было из непонятного прочного, но ломкого, как оказалось при проверке, материала, валялось всюду беспорядочными кучами. Единственной целой вещью оказалась ваза из толстого стекла, сиротливо лежавшая в дальнем углу. И ничего в этой вазе примечательного — полная безвкусица: ни узоров, ни утончённых изгибов и вдобавок зачем-то гранённая.