На железном ветру
Шрифт:
— Ты хоть словом-то с ним перекинулся?
— Вот именно — словом. Недооценил я его. Ведь он был задержан якобы за нарушение паспортного режима. Я и решил оглушить его внезапностью. Он вошел, поздоровался, я в ответ вежливо: «Здравствуйте, господин капитан Красовский». Он спокойно, по-моему даже с улыбкой, шагнул к столу, бросил стул и — в окно... Самообладание что надо...
— Он тебя, выходит, а не ты его оглушил. — Мельников закурил, щурясь от дыма, взглянул на Холодкова. — Слушай, Тихон, а зачем ему, дураку, бежать надо было? А? Ведь сразу себя раскрыл. Верно?
— Верно, верно. Я и не ожидал от него такой прыти. Думал, отпираться начнет.
— Вот-вот-вот... — Начальник СОЧ подался вместе со стулом к столу, глаза оживились. — Ты смотри: что ему грозило? Ничего, ежели разобраться. Улик о принадлежности к белогвардейскому заговору у нас против него нет. Ты назвал его настоящую фамилию? Мог отнекаться. Вы, мол, меня приняли за другого. Проверять? Не беспокойся, у него все в ажуре... Верно?
Холодков дернул на себя ящик стола, вынул папиросу, напряженно думая, покрутил меж пальцев.
— Все верно, Иван, все впритирку.
— Так зачем же он в окно сиганул? — Мельников требовательно хлопнул ладонью по столу. — Скажи — зачем?
— Зачем? — Холодков встал, прошелся к окну и обратно. — Наверняка опасался, что мы нагрянем к нему с обыском. А дома, видно, не все в порядке, требовалось что-то спрятать...
— Или кого-то предупредить...
— Кого?
В глазах Холодкова проглянула азартная настороженность охотника. Мельников понял его затаенную мысль, улыбнулся.
— А что ты думаешь? Такому, как этот Красовский, эмиссар Кутепова мог довериться вполне и даже на постой к нему стать. А? Может, мы в самое яблочко влепили — чем черт не шутит, пока бог спит?
Холодков усмехнулся.
— Заманчивая версия, Иван, только...
— Что только?
— Риска для эмиссара много, а ему рисковать не полагается.
— Не спорю, может, и так. Но бежал Красовский не сдуру — это ясно. Понимал: по паспорту, пускай и без прописки, мы его адрес за сутки найти сумеем. Не поздно ли только будет? Вот что...
Мельников не договорил, сорвал трубку телефона:
— Алё, дежурный?! Мельников. У вас там бежавший из-под стражи? Доставьте в сорок пятую. Да смотрите, под усиленным конвоем. — Положил трубку. — Слушай, дай-ка взглянуть на этого твоего орла... как его? Донцов, что ли?
— Донцов.
— Прямо в окно, говоришь? — Мельников приблизился к окну, заглянул вниз, покачал головой: — Боевые у тебя канцеляристы, хоть сейчас к главному калибру. Ну-ка, позови.
Михаил, еще не остывший от погони, — на лице грязные потеки, пиджак нараспашку, — вошел в кабинет, поздоровался с начальником СОЧ. Он не впервые видел Мельникова, и ему нравился этот крутоплечий человек с шеей атлета и выпуклой грудью. В его неторопливых жестах, в доброжелательно-веселом взгляде, в том, как он готов был встретить улыбкой шутливое слово и ответить добродушной шуткой, чувствовалась надежная внутренняя сила.
Чем-то он напоминал брата Василия. Уверенностью, что ли, которую легко внушал окружающим.
Мельников поднялся навстречу, протянул руку, левую положил Михаилу на плечо.
— Мастер, мастер... Спасибо, товарищ Донцов, от лица службы. Так держать.
Ладонь была большая и теплая. Похвала смутила Михаила, он не знал, как надо ответить. Холодков, наблюдая эту сцену, ободряюще улыбался: не робей, коллега, выше нос. Холодков был явно доволен, что работник его отдела отличился и заслужил благодарность.
— Ты хоть знаешь, кого обратал? — спросил Мельников.
— Корытин какой-то. Он говорил, что работает весовщиком...
— Он наговорит... Это матерый белогвардеец, бывший деникинский контрразведчик капитан Красовский. Вот пошлем о нем в Москву запрос — уверен: зверь окажется крупный. Да тебе-то сколько лет?
— Семнадцать, — привычно ответил Михаил.
Начальник СОЧ любовно похлопал его по плечу, с веселой усмешкой взглянул на Холодкова.
— Слышишь, Тихон? А ты плакался — молодежь зеленая. Она, брат, скоро нас за пояс заткнет...
В дверях появился красноармеец-конвоир, козырнул.
— Арестованный доставлен, товарищ начальник!
— Давай, — кивнул Мельников и, легонько подтолкнув Михаила, велел: — Встань-ка на всякий случай к окну.
Сам прошел к другому окну; Холодков занял место за столом.
Красовского ввели под руки двое красноармейцев. Третий выставил на середину комнаты стул.
— Прошу садиться, — пригласил Холодков и знаком попросил конвоиров выйти.
Красовский был бледен, на скуле розовела ссадина, рукав гимназической рубашки полуоторван, однако в его поведении не чувствовалось нервозности. Опустился на стул, непринужденно, будто в гостях, закинул ногу за ногу.
— Позвольте папиросу.
Холодков подал ему папиросу, дал прикурить от зажигалки. Обмакнув перо в чернила, спросил:
— Фамилия, имя, отчество?
Красовский выпустил дым в потолок, мизинцем стряхнул пепел.
— В паспорте все указано.
— Адрес? — невозмутимо продолжал Холодков.
— Город Баку.
— Точнее?
— Спросите у господа бога — ему все известно.
— Почему пытались бежать до того, как вам предъявили обвинение?
— Испугался Чека.
— Не желаете отвечать?
— Не желаю. — Красовский глубоко затянулся, посмотрел, куда бы бросить окурок, не нашел и бросил на пол. Откинулся на спинку стула. — Можете расстрелять, я готов.
— Не меряйте нас на свой аршин, Красовский, — возразил Холодков. — У нас без суда не расстреливают.
Красовский беспечно улыбнулся, демонстрируя свое полное презрение к следователю.
— Тогда не расстреляете.
— Почему?
— Потому, гражданин следователь, что раньше я вас поставлю к стенке. Тем более что вы, кажется, бывший прапор, а следовательно, изменник.