Набат
Шрифт:
— Что такое, Грейсон? — спросило Грозовое Облако еще до того, как он встал с кровати. — Тебе нужна моя помощь?
Вот, опять эти странности. Говорить, пока его не спросили — это так не похоже на Грозовое Облако!
— Просто не могу уснуть, — буркнул Грейсон.
— Наверно, это интуиция, — сказало Облако. — Возможно, ты ощущаешь нечто неприятное, но не можешь взять в толк, что это?
— Единственное, чего я не могу взять в толк в последнее время, — это ты. И это главная неприятность.
На этот выпад Грозовое Облако отвечать не стало.
— Если тебе не по себе, для успокоения
— Как, прямо сейчас? Посреди ночи?
— Да.
— Вот так вот взять и уехать?
— Да.
— И как это успокоит мои нервы?
— Это был бы… разумный образ действий на данном этапе твоей жизни.
Грейсон вздохнул и направился к двери.
— Ты куда? — спросило Облако.
— А ты как думаешь? Съесть чего-нибудь.
— Не забудь наушник.
— Зачем? Чтобы ты меня без конца дергало?
Грозовое Облако мгновение поколебалось, а затем сказало:
— Обещаю, что не стану дергать. Но ты должен надеть наушник. Рекомендую это самым настоятельным образом.
— Ладно.
Грейсон схватил с тумбочки наушник и вставил его в ухо, лишь бы Грозоблако отвязалось.
Набата всегда держали на некоторой дистанции от прислуги. Моррисон подозревал, что тот и понятия не имеет, сколько народу работает за кулисами его «простой» жизни — ведь при приближении пророка слуги разбегались как мыши. Крепость, населенная десятками людей, для Набата выглядела почти пустой. Так хотелось его куратам. «Набату нужно личное пространство. Набату нужен покой, чтобы побыть наедине со своими великими мыслями».
Каждый вечер Моррисон допоздна торчал на кухне: готовил желе, ставил тесто для утренних пирогов и прочее в этом же роде, но истинная причина его рабочего рвения состояла в том, чтобы оказаться на кухне, когда туда придет Набат за ночным перекусом.
Прошло пять дней, и он дождался.
Приготовив жидкое тесто для утренних блинчиков, Моррисон выключил свет и принялся ждать в уголке, то задремывая, то просыпаясь. И вот глухой ночью по лестнице спустился некто в атласной пижаме и открыл холодильник. В слабом свете лампочки Моррисон рассмотрел молодого человека, на вид не сильно старше его самого — двадцать один или, может, двадцать два, не больше. Ничего особенного в нем не было. Не походил он на «святого», о котором все шепчутся, трясясь от страха. Моррисон ожидал увидеть у Набата спутанную бороду, всклокоченные космы и сумасшедшие глаза. Из этого набора у парня были только сбившаяся шевелюра да «сухарики» в глазах, как у человека, только что вставшего с постели. Моррисон выступил из тени.
— Ваша звучность, — произнес он.
Набат отшатнулся, чуть не уронив тарелку с чизкейком.
— Кто здесь?
Моррисон подошел туда, где на него упал свет из холодильника.
— Всего лишь кондитер, ваша звучность. Не хотел вас напугать.
— Да ничего, — сказал Набат. — Просто вы застали меня врасплох. Я вообще-то даже рад встретиться с вами. Хотел сказать, что вы мастер своего дела. Уж конечно получше прежнего.
— Ну, — сказал Моррисон, — я долго учился.
Было очень трудно поверить, что Грозовое Облако выбрало этого заурядного, ничем не примечательного парнишку в качестве
Моррисон шагнул ближе, открыл ящик стола и вытащил вилку. Протянул ее Набату. Это, по его разумению, будет выглядеть как чистосердечный жест. И к тому же позволит подойти ближе к «пророку». Достаточно близко, чтобы схватить его и сломать шею.
— Рад, что вам нравится моя стряпня, — сказал Моррисон, вручая ему вилку. — Ваша похвала для меня бесценна.
Набат подцепил вилкой кусочек чизкейка, положил в рот и посмаковал.
— А я рад, что ты рад, — проговорил он.
А потом поднял вилку и вонзил ее Моррисону в глаз.
Грейсон знал.
Он понял всё. Его выводы основывались не на том, чт'o Грозовое Облако ему сказало. Он все понял как раз потому, что оно молчало.
Фрагменты пазла вдруг легли на свои места. Все это время Грозоблако пыталось предупредить его, фактически не предупреждая. «Отправиться в странствие»… Речь шла не о путешествии, а о бегстве. А ванна почти что с кипятком! Поговорка «попасть в горячую воду» означает «ты в беде». Грейсон обругал себя за то, что не понял намека сразу. Грозовое Облако не могло предупредить его напрямую — это стало бы вмешательством в дела серпов, что противозаконно. Грозоблако способно на многое, но нарушить закон — никогда. Все, что ему оставалось, это беспомощно наблюдать за тем, как Грейсона выпалывают.
Молчание в наушнике! Оно вопило громче любой сирены.
Когда кондитер выступил из тени, Грейсон шарахнулся, но в этом движении было нечто большее, чем просто реакция на неожиданность. У него подпрыгнуло сердце и почти что включился механизм «бей или беги». Когда что-то подобное случалось в прошлом, Грозоблако было тут как тут, чтобы успокоить его. Сейчас оно должно было прошептать ему на ухо: «Это всего лишь кондитер. Он надеялся хотя бы одним глазком взглянуть на тебя. Будь с ним поласковее».
Но Грозоблако ничего такого не сказало. Оно вообще ничего не сказало. И это значило, что «кондитер» на самом деле — серп, готовый выполоть Грейсона.
Грейсон никогда в своей жизни не совершал такого жестокого поступка, как сейчас. Броситься на человека с острым предметом — этого он не делал даже в свою бытность Рубцом Мостигом. Но он знал, что его нынешнее действие оправданно. Грозоблако его поймет.
И, свершив сей подвиг, Грейсон сломя голову бросился бежать.
Серп Моррисон заорал бы громче Великого Резонанса, если бы позволил себе это. Борясь с болью, он только тихонько взвизгнул и выдернул вилку из глаза. В отличие от других серпов нового порядка он не скрутил свои наниты, поэтому они мгновенно впрыснули в его кровоток слоновьи дозы болеутоляющего, отчего Моррисона зашатало, а голова закружилась. Пришлось бороться еще и с этим, потому что, если он намерен исправить свой промах, его ум должен оставаться острым.
Черт, у него же почти получилось! Если бы он не пустился в разговоры, а сразу перешел к делу, Набат был бы уже мертв. И чего это он так разнюнился?