Набег

Витаков Алексей

Но Главкон не успел договорить.

Дверь распахнулась, и в помещение ворвался едкий солнечный свет арены.

— Эй, Белка, на выход.

Мне сунули в правую руку копье, насчет щита действительно никто даже не поинтересовался. И я услышал:

— На арену вызывается бывший гладиатор, а ныне человек, грубо нарушивший закон и приговоренный судом, Ивор, родом с Верхнего Борисфена, по прозвищу Белка. Против него выступит самый отважный господин дремучих лесов, победитель всех нарушителей римского закона, боец из бойцов, ловкий и несокрушимый хищник, по кличке Палач.

Ну, вот и все. Сейчас со скрипом откроется люк, и взбежавший по пандусу зверь бросится

на меня. И через несколько секунд все кончится. Почему? Потому что гладиатора по прозвищу Белка больше не будет. Я не буду драться и не дам вам получить свою порцию удовольствий. Да, возможно, я совершу великий грех в глазах своего племени и моих богов, отказавшись бороться за жизнь, и тем самым лишусь второго Я. А если нет?! Ведь когда-то и звезды начинают по-другому вращаться! Я хочу сейчас чувствовать свое Я. Здесь и сейчас. Это и есть моя последняя попытка остаться человеком и мой последний вызов этому миру. Вы возненавидите меня, люди Римской империи! Вы долго ждали этого часа, но вы не увидите ничего интересного. Я знаю, как быстро дать себя изорвать в клочья. К зверю нельзя поворачиваться спиной и бежать — верная смерть. Но я именно так и сделаю. Мне нужна верная смерть. Я побегу и те несколько шагов, пока живу, буду смотреть на дубовый листок и слушать музыку веретена Великой Матери. Вы же можете реветь и изрыгать проклятия в мой адрес с ваших трибун, топать ногами и плеваться — сегодня моя победа. Только моя.

Поворачиваюсь спиной к люку. Жду. Вот натягивается и гремит цепь. Когти скребут деревянный настил. Рык. Чудовищный, тягучий и утробный. Беги, Белка. Но не очень быстро, не утомляй понапрасну зверя. Сейчас он догонит тебя и одним ударом могучей лапы переломит основание черепа. И все кончено.

Бегу, отталкиваясь от политого кровью песка. Бегу пять секунд, десять. Чего он не прыгает? Хочу бросить взгляд через плечо, но тут наступаю на что-то гладкое; нога подворачивается, и я падаю ничком, выронив копье и скутум. Стоит оглушительный свист раздосадованных трибун. Почему не следует нападения? Я давно уже должен валяться дохлой тощей курицей.

Вдруг наступает тишина. Нет, это я оглох или… или уже умер? Сердце молчит. Значит, умер. Какая все же бывает невероятная тишина! Лучше ее только вечный покой. Что за запах? Не то гнили, не то шерсти. И того и другого вместе: гнилью из пасти, шерстью от ее владельца. В потустороннем мире тоже звери имеются. К спине прижимается что-то мокрое и влажное, похоже на собачий нос, только гораздо больше. Ворчание над самым ухом и снова мокрое и влажное — теперь уже в шею. А тишина стоит оглушительная. Что, в конце концов, происходит? Родящий, если таким образом происходит мое рождение и выход из твоей светлой головы, то, в общем, я не против. Ого, словно гранитом по ребрам провели!

Что-то такое уже было. А, собака отца лизала в детстве. Огромная такая, волков драла, как орел курицу. Ну, давай же уже, ну хватит, я тебя умоляю!

Страх настолько сковал меня, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Это было даже не корявое дерево, а самый настоящий шип во всю длину тела, поразивший от обмершего темени до самых похолодевших пяток.

Огромным усилием воли я заставил себя повернуть голову и приоткрыть глаз. Острый луч солнца. Жмурюсь. Снова пробую открыть. Теперь солнечный диск на две трети закрыт густой шерстью. Опять рык. Гора шерсти поворачивается, и луч светит сквозь щель. О, лопни мои глаза и перевернись Вселенная! О Небо, упади на Землю! О Великая Мать, не бей больше мужа своего прялкой по голове. Это же!.. Это же!.. Треух!

Я вжимался

в мощную грудь лицом, стараясь надышаться забытым запахом. Сколько продолжался пир наших сердец, сказать невозможно. Помню лишь громовую и в то же время волшебную тишину.

Потом я встал и посмотрел туда, где сидели весь магистрат, а также префект и несколько сотен всадников и патрициев. Лица сливались от выступивших слез. Вдруг со стороны сектора для простого народа раздался крик: «Милости!» Потом еще и еще. С другой трибуны закричали: «Рудий!» Стали подхватывать из других секторов. Через несколько секунд разрозненные голоса слились в один мощный, растущий, словно огромная штормовая волна: «Рудий! Рудий! Рудий!»

Новые эдилы посмотрели на префекта, вопрошая: как быть? Префект поднял руку, прося тишины:

— Народ Рима, обращаюсь к вам без глашатая, посему сжальтесь и помолчите немного. Беглый раб по имени Ивор осужден судом, но сегодня он заставил трепетать наши сердца от невиданного зрелища. Вы просите рудий? Я правильно понял!

— Да! — ревом ответила толпа.

— Что ж, бывший гладиатор, по прозвищу Белка, объявляется свободным. Прошу ликторов вынести рудий.

По лицу префекта было понятно, что он вынужден принять такое решение, боясь гнева толпы, а в будущем непопулярности среди жителей всего Гадрумета.

— Свободный человек должен крепко стоять на ногах, — продолжал префект, — поэтому я от лица нашего императора Филиппа Араба вручаю Ивору сто тысяч сестерциев. Есть ли еще просьбы у Ивора?

— Да, господин префект и уважаемые эдилы города Гадрумета. Я хочу попросить свободы для моей жены и моего ребенка.

— Да будет так. Кстати, медведя по кличке Палач принести в дар свободному жителю Гадрумета Ивору, — сказал префект и сел на свое место.

Трибуны взорвались всеобщим ликованием. А меня качало из стороны в сторону. Словно в плотном тумане, я брал в руки рудий и целовал деревянный клинок. Шел через порта триумфалис под оглушительный восторг публики. За мной шел ликтор, держа на подносе деньги; за ликтором несколько рабов катили клетку с Треухом. Потом туман расступился, образовав коридор, в конце которого стояла Алорк, моя Алорк, прижимая к груди шевелящийся сверток. Я обнимаю их, и откуда-то доносится голос старого Главкона:

— Она сказала тебе: «До завтра». Все-таки мудрая у тебя женщина, малыш!

Эпилог

Небольшое судно с одним рядом весел отчалило от берега и направилось к выходу из городской бухты. Начальник специальной егерской манипулы XIII спаренного легиона, носящего имя Александра Великого, за хорошее денежное вознаграждение взялся доставить меня и мою семью на Верхний Борисфен, благо пути наши совпадали. За клетку с Треухом пришлось выложить отдельно. Но зачем теперь эти сестерции! Мы втроем находились у правого борта: я, Алорк и наш маленький Чарг. Да, я назвал его в честь одного из моих учителей. Почему именно в честь волхва, учившего меня фехтованию? Сам не знаю. Так получилось. Судно, выйдя из бухты, пошло вдоль берега. Мы навсегда прощались с этой землей и не прятали при этом слез радости.

Вдруг от береговой пальмы отделился человек и помахал нам рукой. Я ответил, думая, что это просто случайный местный житель. Человек скинул длинное одеяние, скрывавшее его с головы до ног, и я узнал Навараджканьяла Гупту. Он подошел к пальме, нагнулся и стал старательно возиться с лоскутом ткани. Через несколько секунд старый индус подошел к самому краю моря, держа высоко над головой громко плачущего чернокожего младенца.