Наблюдатель
Шрифт:
Однако именно в то самое мгновение, когда беспощадный свет осветил все пространство вокруг, я неожиданно понял, что глянцевая плитка на полу вовсе не однородна. Более того, успел подметить метнувшиеся в мою сторону несколько темных пятнышек, которые, пока наблюдатель приходил в себя, торопливо шмыгнули под каблук. Одновременно с этим моего смятенного разума коснулась осторожная, кажущаяся абсолютно невозможной мысль. Следом за ней пришел целый ворох непонятных, но удивительно ярких картинок. Затем пришла еще одна мысль, полная грусти и одновременно сожаления. Но я в ответ лишь широко улыбнулся.
— «Давайте, братцы. Что бы вы ни задумали,
О том, что произошло дальше, я могу только догадываться, потому что сумбурные и излишне торопливые объяснения дела нисколько не прояснили. Я знал только то, что мои улишши выжили. И то, что, несмотря на заверения Орли, все-таки сумели восстановить утерянную между нами связь.
Как это произошло, благодаря чему…
Я в тот момент уже не задумывался. Отметил лишь, что теперь ощущаю их даже без Ули. Причем не по отдельности, а как единое целое. Да, они и раньше были частью меня. Само собой, им уже не раз доводилось сливаться. Но если раньше я это, скорее, видел и понимал, то теперь на меня обрушились все их эмоции. Восторг от новой встречи, радость единения, чувство безмерной благодарности за то, что я рискнул, и невыразимой гордости за то, что они сумели ко мне вернуться.
А потом они сделали что-то, отчего у меня пятки стало в буквальном смысле слова припекать. Очухавшийся наблюдатель к тому времени уже проморгался и снова навис надо мной тяжелой горой. Идущий из глубины его жирного тела взгляд подавлял. Он требовал покорно склонить голову. Подчиниться. Отдать ему себя без борьбы. И порядком удивился, обнаружив, что на моем разуме вновь возникла ментальная защита. А на резко истончившейся коже одна за другой начинают проступать фэйталовые чешуйки.
Я, правда, этого не планировал. В какой-то момент я почти полностью утратил контроль над собственным телом. Поэтому Изя, ловко его перехватив, решил действовать по собственному усмотрению и теперь торопливо отращивал нам новые зубы, когти и даже, по-моему, еще один хвост.
Энергии на трансформацию хватало с избытком: чудом выжившие улишши каким-то необъяснимым образом отдали ее столько, что я в ней уже не просто задыхался — я почти тонул. Причем это была не магия, нет. Это была прохладная, легкая, покорная и вместе с тем прекрасно знакомая мне сила, которую я в последнее время так часто и порой бездумно заимствовал из барьера.
Неожиданная догадка мелькнула и исчезла, ненадолго осветив мою обретшую спокойствие душу.
Наблюдатель, заметив подозрительные изменения, тревожно булькнул, а потом и попятился, совершенно правильно расценив угрозу в моих внезапно загоревшихся руках. Причем загорелся я в буквальном смысле. Просто вспыхнул как свечка, озарив погруженную во мрак комнату яркими сполохами. После чего нехорошо улыбнулся и выпустил наружу переполнявшую меня энергию. Причем всю. Без остатка. С мстительной радостью глядя, как перекинувшийся на некко огонь без всяких трудностей поглощает его безразмерную плоть, оставляя на ней глубокие ожоги.
— О-О-О-ОЙН! — в голос взвыл наблюдатель, отчаянно вертясь на месте, но будучи не в силах сбить с себя эту магию. — КАК ТЫ ПОСМЕЛ ОСТАВИТЬ ЕМУ ИСТОЧНИК?!
— Мастер! — ахнула наполовину втиснувшаяся в тело Наоми баба.
— Учитель? — с не меньшим изумлением оторвался от Майены Сэн.
— ОЙН! ДА СДЕЛАЙТЕ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ!
Но, на свое несчастье, оба собирателя сейчас находились не в лучшем положении и на помощь наблюдателю прийти не могли. Для этого сперва надо было выбраться из ужасающе узких тел, в которые они, пусть и наполовину, все-таки влезли. Пожалуй, только Орли не успел закончить начатое. Он, наверное, был самым молодым, поэтому, несмотря на значительный перевес сил, так и не смог переломить сопротивление Тары и ее улишша. И успел вытянуть из тела лишь малую часть ее отчаянно противящейся души.
На крик наблюдателя он все же оторвался от девчонки и суматошно оглянулся. В шоке уставившись на объятого пламенем некко, он так растерялся, что неосторожно выпустил из лап чужую душу. Та, улучив момент, тут же юркнула обратно. Однако Орли этого, кажется, не заметил. Будучи не в силах поверить, что мне действительно удалось ранить наблюдателя, он с некоторым трудом осознал суть чужих обвинений. Затем перевел растерянный взгляд на громоздящуюся горкой кучу одежды, но мы-то с ним прекрасно знали, что мой источник по-прежнему лежал у него в кармане, оставаясь непричастным к тому, что сейчас творилось.
— ЧТО ВЫ СТОИТЕ?! УБЕЙТЕ ЕГО! — снова заорал наблюдатель, да так, что стены содрогнулись.
Даи и Сэн торопливо полезли наружу. Орли как сомнамбула сдвинулся с места. А я, чтобы не отвлекаться еще и на них, просто окружил себя и старика стеной огня, потому что не хотел распыляться на мелочи. После чего почувствовал, как от улишшей пришла очередная порция сил и, морщась от боли в обожженных ладонях, выплеснул ее наружу еще одной огненной волной, окончательно превращая бьющееся в агонии тело в один большой и мерзко воняющий факел.
Последствия меня уже не волновали.
Сгорю так сгорю. Задохнусь от дыма — тем лучше. Понятно, что с каждой тиной я убивал не только наблюдателя, но и себя, однако выжженные под ноль резервы были наименьшей из проблем, которые меня волновали. Все, чего я хотел, это добить живучую тварь и удержаться на ногах до того момента, пока источаемая улишшами лавина невесть откуда взявшейся силы меня убьет. Энергии было слишком много. Не знал даже, что в моих малышах ее может столько скопиться. Их словно к высоковольтной вышке подключили, превратив в один живой проводник. А все мы и без подсказок знаем, что произойдет с идиотом, по недомыслию цапнувшим рукой оголенный кабель.
В моем случае таких кабелей оказалось сразу восемь. И все — под порядочным напряжением. Поэтому по поводу себя я иллюзий не испытывал. Но при этом был бесконечно благодарен судьбе, что в этом странном месте законы природы, не позволяющие живым убивать мертвых, действительно не работали. Души выглядели как люди. Имели такие же слабости. Те же бреши в защите. Поэтому я мог без зазрения совести жечь эту истерично вопящую гадину до тех пор, пока она не издохнет.
Впрочем, а почему только жечь?
На меня так же неожиданно снизошло еще одно озарение, и вот тогда у некко попросту не осталось шансов. Потому что, убрав с дымящихся ладоней источающий адский жар огонь, я подумал и создал вместо него нечто новое. Более сложное. Не из одной, а сразу из четырех стихий, которые так долго мне не давались. Теперь же я без всякого труда скрутил их в бараний рог, после чего скомкал, как обычный снежок, как следует уплотнил до тех пор, пока наружу не стали вырываться разряды молний. А потом от души зарядил им прямо в центр обугленной массы, которая не так давно считалась самым могущественным существом на планете.