Наблюдатель
Шрифт:
Я почистил зубы (все необходимое в санузле, конечно же, было), умылся, надел термобелье и перебрался за руль.
Мы стояли на узком карнизе, среди исполинских заснеженных вершин. Солнце подсвечивало ледники нежно-розовым; это было невероятно красиво. В другое время я бы застыл на какое-то время, просто любуясь волшебным моментом. Но сейчас это буйство прекрасного не вызывало у меня ничего, кроме раздражения.
— Муся… — позвал я, удивляясь, каким сухим и скрипучим стал мой голос, — полетели домой.
Девчоночий голос грустно вздохнул. Потом сказал:
— Тоша,
— Тоша? — рассердился я, — какого фига?
— Извини, я думала, тебе приятно будет.
— Меня даже родная мать так не называет! Не называла…
— А как она тебя называет? — спросила Муся; я про себя отметил это обращение в настоящем времени. И впервые проникся к этому автомату симпатией.
— Ну… по-разному. Но чаще всего Антон.
— То есть, как все остальные? Ну ладно. Могу просто Антоном звать, если…
— Хотя стоп, — перебил я, — можешь называть меня Тошей. И даже Тохой. Если вдруг захочешь. Я не против.
— Ладно Тош, — сказала Муся.
— Но давай все-таки полетим к моему… бывшему дому? Ладно?
— Я не знаю, где он находится. Нам такой информации не дают.
Я вздохнул и назвал адрес. После этого машина взлетела, оставляя внизу сказочные вершины.
Глава 6. Похороны
Когда мы оказались возле дома, я долго не решался заглянуть в окна своей квартиры. Просто сидел возле подъезда в машине, которая снова выглядела как обычное престижное авто. Благо нашлось свободное место на парковке.
Я долго не мог разобраться в своих эмоциях. Почему я не хотел посмотреть, что происходит? Как мама держится? Неужели я боялся? А, если так, то чего именно? Маминых слез? Или полного равнодушия?
Если быть совсем честным — мне не хотелось видеть ни того, ни другого. Но разве могла быть какая-то середина, которая меня бы устроила? Не знаю. Но это странное состояние мне совершенно не нравилось. Едва ли это был настоящий страх все-таки. Скорее, дискомфорт. Как от камешка в туфле.
Сжав челюсти, я заставил себя сказать:
— Двенадцатый этаж, второе окно справа от входа. Сможешь нас туда поднять так, чтобы я мог заглянуть внутрь? И чтобы никто нас не заметил?
— Полминуты, — ответила Муся, — сделаем. Надо только отвести глаза нескольким людям, которые сейчас на нас смотрят.
Я не ответил. Только неотрывно смотрел в окно, ожидая, когда мы начнем подниматься.
Мама никогда не задергивала шторы в большой комнате, даже в темное время. А сейчас, днем, даже тонкая тюль была сдвинута в сторону.
Мама ходила по комнате и вытирала пыль специальной тряпкой, изредка брызгая на мебель полиролью. Я помнил этот запах, который почему-то маме нравился, но раздражал меня. Впрочем, об этом я предпочитал благополучно помалкивать.
Мама наводила порядок. Точно так, как это делала всегда на выходных. Словно бы и ничего не случилось. На минуту я даже засомневался: может, ей еще не сообщили? Но потом заметил, что большое зеркало, видневшееся через распахнутые двери в прихожей, накрыто огромным
Сначала я почувствовал, как с плеч свалилась огромная гора. Теперь я точно знал, что мама — не пропадет. А потом вдруг к горлу подкатил ком. Это было странное чувство: вроде печалится не о чем. Да, моя жизнь изменилась очень сильно — но разве не об этом я так мечтал? Я разом получил то, о чем другие не смеют и помыслить. У мамы вроде тоже все хорошо будет… так что не так-то?
Я отвернулся от окна и задумчиво посмотрел вдоль улицы. И не сразу обратил внимание на знакомый ярко-красный длинный пуховик, который часто надевала Лена, когда мы встречались в городе.
Я пригляделся. Да, это была именно она! Шла, сосредоточенно нахмурившись и глядя себе под ноги.
— Давай вниз! — скомандовал я.
— Я не могу приземлиться на дорогу, — ответила Муся, послушно начиная спуск, — за сектором наблюдают. Глаза отвести — нужно время.
— Я выпрыгну! Я же могу стать невидимым, да? Айя вроде говорил…
— Да, конечно. Только Асот не забудь!
Я схватил брелок, оставленный на пассажирском сиденье вчера вечером. Как же тут включить невидимость-то? Айя не сказал… тогда я сделал то, что хорошо работало с Мусей, пока она не начала говорить. Пожелал это. И увидел, как моя рука растворилась в воздухе!
Только спрыгнув с высоты двух метров в снег, я понял, что невидимость вовсе не защищает от погоды. Было довольно прохладно. А на ногах у меня были только носки, мгновенно намокшие. «Еще только простыть не хватало, — с досадой подумал я, — и наследить, вдобавок…»
Я сделал шаг, потом оглянулся. К моему удивлению, никаких следов не наблюдалось. Неужели сложно при таком раскладе было сделать так, чтобы хотя бы ноги не мокли!
Едва я успел это подумать, как тут же почувствовал, что ледяная влага из носков исчезла. Теперь стопам было сухо и комфортно.
Я улыбнулся и шагнул вперед. Как раз вовремя — для того, чтобы успеть аккуратно перехватить закрывающуюся за Леной дверь, и скользнуть в подъезд.
К счастью, лифт приехал большой, грузовой. Иначе я не был уверен, что решился бы ехать с Леной в узкой кабинке. Очень уж легко было задеть случайно. А она бы наверняка дико испугалась.
Не обнаружив звонка, Лена уже подняла кулак, чтобы постучать, но тут дверь открылась. На пороге стояла мама в домашнем халате. Увидев Лену, она улыбнулась уголками рта, и приглашающе махнула рукой.
— Лена, верно? — произнесла она, — я Людмила Валентиновна. Проходи.
Теплый воздух из квартиры пах домом. Наверно, поэтому я застыл на пару секунд и не успел скользнуть в дверь вслед за Леной.
Постояв немного в нерешительности: может, открыть дверь с помощью Асота? Эта штуковина наверняка могла это сделать. Но почему-то я не решился. Было ясно, для чего Лена пришла. Не сомневался, что она исполняла мое неофициальное завещание. А мне почему-то не очень хотелось видеть, как мама отреагирует, узнав, что я оставил ей довольно много денег…