Наблюдатель
Шрифт:
«Наденька, мать ее!
– раздраженно подумал господин Авдонин.
– И ресторан мой полетит к едрене фене из-за нее. И сам я угожу за решетку за укрывательство. Кто поверит ее бредовым рассказам о черном пластуне-убийце!»
Занятый тревожными мыслями о собственном благополучии, господин Авдонин поднял голову и сквозь плавающие, будто рыбы в огромном аквариуме, хвосты сигаретного дыма ясно увидел двоих в полицейской униформе. Как раз в этот момент лейтенант Омукэ тоже посмотрел на хозяина ресторана. Глаза их встретились, и лейтенант неожиданно прочел в них такой неприкрытый страх, что ноги его сами подняли мощное тренированное тело, и он, подав знак напарнику, широкими шагами двинулся через весь зал к сцене.
Наденька с чувством горечи ушла из-за кулис и медленно побрела по коридору назад, к себе в комнату. Прошло почти двое суток с тех пор, как она поселилась здесь. Еще два дня форы у господина Авдонина она выпросила. Что будет дальше - она не имела представления. На стене в коридоре висел телефон. Наденька оглянулась, не видит ли кто, подошла и дрожащим голосом назвала телефонистке номер. Господи, прошептала она почти вслух. Господи, помоги мне!
Клайзен был уверен, что под важной информацией Стив Айлин имел в виду документы, относящиеся к операции на Халхин-Голе. Но он ошибался. Об этих бумагах Стив не подозревал. Только через полтора года, когда премьер-министр Коноэ вновь придет к власти и приблизит к себе советника по делам Востока Ходзуми Одзаки, через очень узкие правительственные круги просочатся сведения, о которых упоминал Айлин и от которых волосы на головах многих политиков встанут дыбом.
К советнику Одзаки принц Коноэ относился с благоговейным почитанием, как относились к Григорию Распутину при дворе Николая Второго.
– Вы один из очень немногих в правительстве выступаете против экспансии Японии во Внешнюю Монголию, - сказал он однажды.
– Ходзуми-сан, у вас есть на руках факты, которые неизвестны мне.
Одзаки ответил, что на помощь Монголии тут же ринутся Советы и еще неизвестно, чем закончится эта драка.
Именно тогда принц впервые намекнул на то, что Германия хотела бы видеть Японию своим союзником в предстоящей войне с Советским Союзом. Информация об этом мгновенно полетела в Москву.
Сначала Зорге называл лишь приблизительные сроки - весна-лето 1941 года. Затем эти сведения все более конкретизировались, пока наконец не прозвучала, будто удар колокола, точная дата: 4 часа утра 22 июня.
– Все хотят поссорить меня с Гитлером, - сказал Сталин, ознакомившись с последним донесением.
– Кто вербовал этого Зорге?
– Начальник ГРУ Ян Березин, товарищ Сталин.
– Да? Как по-вашему, эта дезинформация… обманула наших разведчиков или эта сеть перевербована?
– Трудно сказать, товарищ Сталин. Их ранние донесения нами многократно перепроверялись с помощью других независимых источников. В их деятельности не наблюдалось ни одного прокола.
Сталин некоторое время молчал, попыхивая своей изогнутой трубочкой.
– Его надо отозвать. Плохо, если разведчик позволяет перехитрить себя врагам. Ему подсунули дезинформацию - и он проглотил ее, то ли по глупости, то ли…
Ровно через два месяца после донесения Зорге о сроках начала войны была издана директива, предписывающая изъять из винтовок все боевые патроны на пограничных заставах вдоль западных границ и заменить боевые снаряды орудий на холостые. Во избежание.
Хозяин меблированных комнат Чжоу Ван услышал звон маленького колокольчика и засеменил на своих коротеньких ножках к входной двери, попутно оглядев себя в зеркало: все ли в порядке. У него действительно был несколько театральный облик, но это придавало ему самому и его заведению неповторимую индивидуальность, являясь своего рода визитной карточкой. И это, конечно, сказывалось на доходах.
Чжоу Ван увидел на пороге хорошо одетого японца с маленьким чемоданчиком и засуетился.
– Проходите, господин, проходите. Надеюсь, вам понравится у меня. Вы с дальней дороги? Я вижу, вы нуждаетесь в отдыхе. Разрешите взять ваш чемоданчик?
Японец действительно выглядел серым от усталости, несмотря на безукоризненный костюм-тройку, черный котелок на голове и фигуру чемпиона - полутяжеловеса.
– Желаете выбрать комнату? Прошу наверх. Комнаты отличные, есть как раз две свободные. Добрый день, госпожа Итиро, - поприветствовал Ван средних лет японку, спускавшуюся по лестнице. Та ответила сухим кивком.
– Ваша соотечественница, - сказал он спутнику.
– Прелестная женщина! К ней ходит один мужчина, лет на десять моложе ее, представляете? Каковы нравы!
Чжоу Ван открыл ключом комнату. Едва он зашел туда, с китайцем произошла вдруг резкая перемена. Мандарин-болванчик исчез. На японца в упор смотрели стальные глаза-щелочки, будто триплексы танка.
– В чем дело?
– жестко спросил Ван.
– Я запретил вам появляться здесь!
Лама тяжело опустился на стул.
– Господин Ляо, мы упустили его. Он ушел. Я не выполнил задание.
Несколько секунд Ван разглядывал собеседника. Потом спокойно спросил:
– То есть как ушел? Как вы посмели прийти после этого?
– Его вели от самого аэропорта прямо до отеля. Номер прослушивался тайной полицией, они писали весь разговор на магнитофон. Господин Ляо, простите, я брал на операцию лучших боевиков!
– Не сомневаюсь, - безо всякой иронии отозвался Ван.
– Однако, мне кажется, говорить здесь опасно. Вы на машине?
– Конечно.
– Тогда поехали.
Сидя за рулем своей машины, Стив Айлин почти ненавидел прокурора Йадзаву, сидевшего рядом с ним. Мерзкий старик, корчащий из себя оракула. Царственный и спокойный, и ему нет дела до чужих страстей и переживаний. Это чужая карма, крест, персональный для каждого человека. Вечно бесстрастное, будто высеченное из камня лицо, не выдающее эмоций, не желающее принимать на себя чужую карму и делиться своей собственной.
– Мне все равно, - мрачно сказал Стив.
– Пусть даже вы и правы, хотя мне кажется, вы выстроили свою теорию из воздуха. У вас нет ни одного доказательства.
Машина неслась по почти пустому шоссе. Навстречу двумя аккуратными рядами бежали изящные японские кедры, похожие на бесконечный почетный караул.
Йадзава глядел в окно, будто его ничто не интересовало, кроме этой дороги с белыми разделительными полосами, деревьев и залитых водой рисовых полей вдали.
– Вы до неприличия молоды, господин Айлин. До неприличия - потому что, раз поверив во что-то, никогда не отступаете, не оглядываетесь назад и не желаете аккумулировать в себе опыт других.
– Спасибо, - буркнул Стив.
– По-вашему, я просто большой упрямый и глупый ребенок.
– Нет. Вы сыщик-профессионал, иначе бы вы не поехали со мной. Согласен, в мою версию трудно поверить, и тем не менее она одна может объяснить все факты.
Йадзава-сан поудобнее уселся на сиденье и продолжал:
– В поезде ехали две женщины, похожие, как сестры-близнецы. Тот молодой человек, Янтава Кадзиоки, решил, что первая из них ехала с ним всю дорогу до Токио, а другая осталась в пригороде. Но ведь вспомните, как она резко изменилась! Сначала любезничала, даже легко согласилась на близость, а затем сделала вид, что этого парня видит впервые.